Песнь песков

— Фантастика! — пробормотала Лейла, приближаясь с фотоаппаратом наперевес.

— Нет, — остановил ее Д'Анкосс, — это может повредить живописи. Нам неизвестно, какие они использовали красители, и свет вспышки может ее испортить. Лучше попросим Яна зарисовать все, он уже руку набил.

Роман медленно передвигался вдоль скалы, восхищаясь оригинальностью рисунков и уверенностью руки тех, кто украшал эту пещеру. Среди изображений фигур людей и животных он заметил знакомые черные и красные точки и черточки.

И повторяющиеся геометрические узоры в виде горизонтальных параллельных линий.

Он подошел поближе, чувствуя, как внутри у него все сжимается. Нет, он не ошибся, это были именно они, изображения, вырезанные на трупах, и другое, которое позволило понять сцитал на глиняном сосуде и которое обозначало слово «человек».

Так вот как все сошлось: алебастровые камни, резня в деревне, затонувшее судно и убийство Омара и местных рабочих.

Он закрыл глаза, вновь их открыл, дыхание перехватило. Здесь, на этот раз нарисованный в натуральную величину, на него смотрел мальчик с сосуда, резко выделяясь среди прочих стилизованных изображений. Он приблизился, борясь с головокружением. Мальчик был изображен не один. Рядом с ним на коленях стояла женщина, и на руках у нее лежал ребенок. Череп у женщины был слегка вытянут, как у мальчика и у ребенка. На них не было ничего, кроме набедренных повязок и браслетов (медных?) на запястьях и лодыжках. А перед ними на плоском камне стоял котелок, в точности такой же котелок, какой сейчас рассматривала Лейла с таким выражением лица, будто это был предмет, приносящий несчастье.

Чувствуя дурноту, Роман отступил на шаг и натолкнулся на Д'Анкосса.

— Просто удивительно, правда? — сказал тот. — В этом подземном жилище явно обитало несколько поколений. Вот эта фреска, изображающая маленькое семейство, появилась, насколько я могу судить, в эпоху неолита, другие, без сомнения, относятся к раннему голоцену, около восьмитысячного года до нашей эры, а может, и раньше. Маттео скажет нам больше.

— Подтверждаю, подтверждаю! Перед нами страты многих человеческих сообществ, живших здесь в течение многих тысячелетий. Да ведь перед нами величайшее открытие двадцать первого века! — воскликнул он, пытаясь изобразить джигу. — Да-да! Дамы и господа, — продолжил он, делая комичный поклон, — восхищайтесь! Ecce Homo![24]

Потрясенный до глубины души, Роман не мог оторвать взгляд от живописных и резных изображений. Он внезапно почувствовал себя крошечным и в то же самое время частичкой неразрывной цепи, связывающей человечество. Миллионы людей жили, миллионы людей умерли, а он всего лишь крошечное звено этой цепи. Краткое мгновение плоти, наделенной даром слова. Голос Лейлы внезапно вырвал его из плена мечтаний.

— Он чистый!

Роман растерянно повернулся к ней. О чем это она?

— Он чистый, Роман. Котелок совершенно чистый!

Он увидел, как Д'Анкосс повернулся и бросился к котелку, за ним подбежал улыбающийся Маттео, не в силах отрешиться от увиденного.

— Чистый? — повторил Д'Анкосс, наклонившись над большим черным котелком.

Лейла подалась назад, с широко раскрытыми глазами.

— Не трогайте его! — прошептала она. — Его нельзя трогать! Он священный!

— Лейла, послушай! Ну что ты такое говоришь? — усмехнулся Маттео Сальвани. — Это всего-навсего котелок!

— Он принадлежит им! — воскликнула она, смертельно побледнев. — Там, внутри, еще осталось их дыхание!

— Дыхание? Чье дыхание, красавица моя? — добродушно переспросил Маттео. — Вот этих призраков, что на стенах?

— Они живые! Они еще живые! Они там! Народ, Народ вернется! — бормотала она и вдруг стала падать назад.

Роман увидел, как побелели ее глаза, и успел подхватить ее как раз перед тем, как она потеряла сознание.

— Она в обмороке! — закричал он двум другим. — Идите за Владом!

Он увидел, как Д'Анкосс побежал будто подстегнутый, а Маттео с беспокойством наблюдал за происходящим.

Он легонько похлопал по щекам Лейлу, которая, тяжелая и одеревенелая, будто поправилась на двадцать килограммов, по-прежнему стонала, закатив глаза и приоткрыв губы; пульс был неровным.

Роман несколько раз позвал ее по имени, но она так и не приходила в сознание. Ею завладели духи, подумал он и тотчас же осекся: не говори глупости, старик, духов не существует, даже если Лейла и верит в них. Ею завладели собственные страхи, и больше ничего!

Но ее быстро вращающиеся в орбитах глаза напугали и его.

Шаги.

Торопливые шаги за его спиной. Затем хриплый голос Влада:

— Что тут еще происходит?!

За этим восклицанием последовал залп звучных русских ругательств. Затем раздался глуховатый голос Яна:

— Фантастика! Затерянный мир!

И наконец, мелодичное сопрано Татьяны:

— Вы правы, Антуан, это потрясающе. А в чем дело? Лейле плохо?

— Она потеряла сознание, — сказал Влад, почему-то на своем родном языке.

— Странно, — произнесла Татьяна, приблизившись. — Ее глаза, то, как она скрипит зубами… Я уже видела такое однажды, в Сибири. Шаманы…

— Думаю, она впала в транс, — подтвердил Роман. — Она говорила о духах, о дыхании, а потом упала в обморок.