Песнь песней на улице Палермской

Ибо когда Светлана вскрыла этот маленький-премаленький ящик, все присутствующие увидели серого в крапинку бегемота с крохотными розовыми ушками и раскрытой пастью с огромными зубами, которая источала дурной запах.

Игорь плевался, ругался, топал ногами и на чем свет стоит проклинал всю Польшу целиком и данцигский зоопарк в частности. Но вскоре он устало махнул рукой и вперил взгляд в бегемота, чья полная надежд морда как раз появилась над краем ящика.

Мой прадед полез было в карман пальто за своей фляжкой, но тот оказался пуст. Капитан порта, также прибывший к месту знаменательного события и слышавший посвященные прибывающему слону эпитеты в превосходной степени, сжалился над незадачливым покупателем. Он выудил из своего кармана бутылку водки и дал директору цирка выпить.

Пробыв около четверти часа в унынии, Игорь воспрял духом и выпрямил спину:

– Варинька! Светлана! Слоны – это банальщина. Тривиальна… Саурьядна! Ординарно! Их же повсюду увидишь. В цирке Чинизелли они кишмя кишат. А вот БЕГЕМОТ! Бегемота ни у кого нет.

Варинька и Светлана молча глазели на него.

Грузовик, на котором они собирались транспортировать бегемота, не пожелал заводиться. И этот солнечный день, начинавшийся так красиво, с мечты о Слоне с большой буквы, кончился тем, что Игорь, Варинька и Светлана, оставив машину на причале, отправились в долгий путь через весь Санкт-Петербург к цирку Совальской с вонючим бегемотом на буксире.

– Выше головы, дамы! Это же потрясающая реклама! – приговаривал Игорь, шагая мимо глазеющих на процессию зевак.

Те смеялись, качали головами или саркастически приподнимали шляпы.

– Ну погодите. Публика к нам валом повалит! Мы цирк Чинизелли затмим!

Цирк Чинизелли им, разумеется, затмить не удалось, но надо отдать должное моему прадеду, обладавшему уникальной способностью любое свое фиаско представлять так, будто апельсины сыплются с неба ему в тюрбан. Страсть к самовозвеличиванию постепенно переросла в болезнь, ему просто требовалось, чтобы все вокруг падали перед ним ниц, восхищаясь каждой его ошибкой.

Неделю спустя Варинька бегала по городу среди анархистов, агитаторов из числа фабричных рабочих и кроваво-красных стягов и расклеивала рекламные афиши с бегемотом.

В том же году разразилась мировая война. Царь подавил мятеж своих подданных и повелел сменить прежнее название стольного града на более привычное русскому уху – Петроград.

Впрочем, Варинька вряд ли обратила на эти события особое внимание, ибо в конце сезона к труппе присоединился молодой лилипут по имени Вадим. И они вдвоем взялись дрессировать бегемота. Вадим мастерски выполнял сальто-мортале и прыжки на батуте и скоро ввел гиппопотама в свой номер. И пока в Европе бушевала война, эти трое – Вадим, Варинька и бегемот – стали неразлучны.

В начале Варинька даже не могла определить, кем сильнее восхищается – виртуозным артистом Вадимом или бегемотом, которого, судя по всему, ничуть не трогало то обстоятельство, что он не был слоном, которого выписывал прадед Игорь.

Но через пару месяцев от сомнений в сердце Вариньки не осталось и следа, и Вадим переселился в ее потрепанный всеми ветрами цирковой вагончик. Он стал первым человеком, на которого она могла положиться и кому могла полностью доверять, после того как в девятилетнем возрасте лишилась матери.

У моей бабушки был свой коронный номер, который в течение нескольких последующих лет она довела до совершенства. Маленькая, всего-то полтора метра ростом, и мускулистая, она так научилась управлять своим гибким телом, что могла принимать совершенно немыслимые позы и легко прятаться в потайных ящиках иллюзиониста.

Будучи многажды «распиленной», она быстро сообразила, что к чему в нашей жизни. Что никто никогда и ни за что, даже по мановению волшебной палочки, не составит части твоего туловища в единое – и живое – тело, если до этого тебя распилили по-настоящему. Ибо счастье капризно и переменчиво.

В тысяча девятьсот семнадцатом большевики штурмовали Зимний дворец, а через год, когда Вариньке исполнилось восемнадцать, она стала свидетелем того, как ее возлюбленный Вадим ошибся, прыгая с батута. Он, как всегда, пролетел в воздухе и успел сделать двойное сальто-мортале, но в тот вечер окончил свой полет не на спине бегемота, как обычно, а в пасти животного. Зрители не поняли, что стали очевидцами фатальной ошибки. Они в восхищении вскочили с мест и закричали da capo, da capo[1], в то время как Вадим навсегда исчез в брюхе бегемота, оставив Вариньку одну-одинешеньку на всем белом свете.

* * *

В то самое время мой дед по материнской линии отплясывал кадриль в Копенгагене. Он был вторым по старшинству сыном оптовика, и семья его во время войны не просто не бедствовала, но даже нажила весьма неплохие барыши. Они продавали консервы всем воюющим сторонам, и поставляемая ими тушенка служила пищей для солдат как в немецких, так и во французских окопах. Денег, короче говоря, было у них завались. Но, как ни странно, душа Ганнибала Северина Мёллера все же была не на месте.