Песнь призрачного леса

Видимо, того, что я при маме назвала его «своим парнем», недостаточно. Ему нужно все словами разжевать: мол, с Сарой покончено, ты для меня – не «запасной вариант». Самомнение даже у звезд родео имеет пределы, стало быть.

– Слушай, я свой выбор сделала. Насчет нас с тобой. Хочу остаться с тобой. И если, когда вся эта чертовщина закончится, ты сам не переменишь отношения ко мне, останусь. Я своих решений не меняю.

Седар заглядывает мне в глаза.

– Точно?

Просто киваю. Он расплывается в такой радужной белозубой улыбке, что груз скрипки в моих руках и страшной тайны в кармане становится чуточку легче. Потом он нежно накрывает ладонью мою щеку и пробегает мозолистым большим пальцем по нижней губе.

– Клянусь богом, Дубравушка, если этот демон только попробует еще раз пробраться за тобой в мир живых, я собственным кулаком низвергну его обратно в ад. – В подкрепление своей клятвы он целует меня крепко-крепко.

Только распахиваю дверь родного дома – с кухни доносится страшный грохот. Нигде не видать ни Хани, ни мамы, ни тети Ины – зато за столом во всей красе расселся весь наш ансамбль и с упоением поедает кукурузные хлопья. Орландо при этом углубился в решение какого-то из теткиных кроссвордов, прижав к подбородку механический карандаш.

– Ого, – говорю. – Ну, чувствуйте себя как дома. Приятного аппетита.

Роуз в ответ, набрав полный рот «Рейзин-брэн»[81], мычит что-то неразборчивое, но, подозреваю, не менее язвительное и грубое, чем обычно. Сара, сидящая рядом, с полуулыбкой пожимает плечами.

– А где мама и Хани? – спрашиваю.

– Мама твоя велела передать, что вернется за тобой днем, – отзывается Кеннет.

Толика счастья, давеча обретенная на крыльце с Седаром, испаряется в одно мгновение.

– А ты здесь зачем?

Кеннет вздрагивает, густо краснеет и встает из-за стола.

– Шейди…

– Ты ведь с самого начала знал, что это Фрэнк? – Так и подмывает съездить по его дебильной физиономии. – И прикрывал его?

– Давай поговорим с глазу на глаз? – Он робким жестом указывает в сторону гостиной.

Топаю вперед и демонстративно останавливаюсь сразу за порогом кухни. Кеннет закрывает за нами дверь – все равно всем слышно будет, наверное, но плевать. Мне-то скрывать нечего.

Юноша оборачивается ко мне.

– Совершил убийство дядя Фрэнк или кто другой – до сих пор доподлинно неизвестно. У тебя же нет прямых доказательств. – Кеннет скрещивает руки на груди. – Извини, но это правда.

– Ты издеваешься? Дух твоего отца с него не слезает. Он, бл… швырнул стеклянную миску прямо мне в голову. Потом погнался за мной, и я чуть не погибла.

– Он – мой дядя. Ближайший друг отчима, – отвечает Кеннет. – Всегда заботился обо мне, никогда даже словом не обидел. Давил на папу, чтобы и тот относился ко мне лучше. Он хороший человек.

От искренней боли у парня даже срывается голос. Если Фрэнк сядет, он потеряет сразу и дядьку, и отца, по сути дела. И это помимо родного отца.

Но сейчас у меня нет времени на Кеннетовы переживания – на карту поставлена жизнь моего брата, да и всех остальных членов семьи, если честно.

– Ты знал! – киплю негодованием. – Знал все это время, что он замешан в гибели Джима. Я подозревала: ты темнишь, но даже представить не могла, что скрываешь такое!

– Ничего я не знал, естественно! Вообще-то это моего папашу убили! – взвивается парень, от злости краснея еще сильнее.

– Все равно ты утаивал нечто важное. Улики против Фрэнка. Наверняка!

Кеннет закусывает губу.

– Уходя тем утром, я видел, как его фургон въезжает на стройплощадку. Но у меня не было ни единого повода думать, что отца прикончил он! А потом еще отчим велел не лезть в это дело. Вышло так: я не говорю, что видел Фрэнка, а он – что видел меня.

– И тебе даже на секунду в голову не пришло, что так нечестно? Что это неправильно – замалчивать факты в деле о смерти собственного отца.

Он упирает взор в пол, гнев уступает в нем место стыду.

– Если б ты вел себя честно, Фрэнка как минимум проверили бы. И это могло изменить все! Он сидел бы сейчас за решеткой, а не Джесс! У меня не появилось бы шрамов на лбу. Моя тетка – я в сердцах тычу пальцем в сторону ее спальни, – не лежала бы там с сотрясением мозга!

– Мне жаль, – шепчет Кеннет.

– Хорош терзать его, Шейди, – кричит с кухни Роуз. Так и знала: там все слышно. – Он недавно папашу потерял. А тут еще отчим – урод. Нелегкая жизнь. – Очевидно, ее покровительственный инстинкт распространяется не только на Седара с Сарой.

– Урод, это точно. – Кеннет наконец набирается храбрости посмотреть мне в лицо. – И я много лет с этим мучаюсь. Знаешь, когда ты сказала, что собираешься вызвать духа, я так перепугался… что папаша скажет обо мне? О том, как я позволяю отчиму помыкать собой. О моей трусости, короче.

– Нет, ты не трус. – Весь мой гнев как-то разом иссякает. К тому же что толку яриться на Кеннета? И вообще, я ведь сама в свое время практически обвинила его в убийстве отца – тоже хороша. – Всё… забыли, проехали.