Песнь пророка

Она наблюдает, как Луна крадется сквозь дом, синеватый рассветный луч добирается до Бена в кроватке, пятнает Молли, которая, словно маленький ребенок, свернулась калачиком у нее под боком. Наступил рассвет, но дня больше нет, теперь она это понимает, свет, рассеивающий тьму, не настоящий, только ночь истинна и вечна, ночь наблюдает, как она прижимает к себе детей, Айлиш понимает, ее покой иллюзорен, этот дом больше не может их укрыть. Она отстраняется от Молли, подходит к стулу, тихо одевается, оборачивается, чтобы увидеть, как атласный свет ласкает хмурое лицо дочери. Заглядывает в комнату мальчиков и видит Бена, который лежит на кровати Марка в одежде брата и поверх одеяла. Айлиш спускается, выходит во двор, подбирает булыжник с подъездной дорожки и останавливается перед разбитым ветровым стеклом «турана», читая то, что написано на капоте и боку автомобиля, а еще на стенах, окнах и задней двери — одно и то же слово, намалеванное красной краской. Она рассказывает об этом Ларри как о давнем событии, отложившемся в памяти, они в «туране», она забрала его откуда-то, откуда его отпустили, одежда висит на нем, как на пугале, и она видит, как он теребит руками бородку, видит, что просыпается в его крови, — то, что дремлет в крови всех отцов, первобытное насилие, но внутри у мужчины, не сумевшего защитить семью, что-то ломается, поэтому лучше ничего ему не говорить. Дверь дома напротив отворяется, и Джерри Бреннан выходит на крыльцо с черным мешком для мусора. Он бросает мешок в контейнер на колесиках, стреляет глазами на дом через дорогу, поняв, что его застукали, приветственно машет рукой, запирает дверь на задвижку и подходит к Айлиш — шустрый старик в домашних тапочках, на ходу завязывающий пояс халата. Боже мой, Айлиш, что они натворили, ты, наверное, до смерти перепугалась. Он наклоняется, поднимает камень с земли и трет большим пальцем. Отбросы общества, вот кто они такие, Бетти вызвала полицию, но, должно быть, они приходили, когда мы уснули, а грохот был ужасный. Айлиш наблюдает, как его глаза скользят по слову «ПРИДАТЕЛЬ», намалеванному много раз красной краской, затем он прищуривается и озадаченно смотрит на Айлиш. У меня что-то с глазами или написано неправильно? Я не знаю, Джерри, а как бы ты написал? Постой, я плохо соображаю без очков, ну да, здесь должна быть «е», а не «и». По-моему, они написали именно то, что хотели, четко и ясно. Я тоже звонила в «Гарда Шихана», но никто не приехал, хотя я прождала полночи. Она наблюдает, как досадливо нахмуренные брови недоверчиво приподнимаются, затем опускаются, словно какая-то мысль проступает у ног Джерри на бетоне. Эта страна катится к чертовой матери, говорит он, думаю, у полиции выдалась та еще ночка из-за этих безграмотных вандалов, твой дом был не единственным. Он проводит рукой по боку машины. Придется везти в автомастерскую, а вот стены можно замазать, у меня в сарае есть белая краска для кладки, сейчас сбегаю, туда и обратно. Она складывает руки на груди и смотрит вдоль улицы. Пусть все видят, Джерри, что сделали с нашим домом, с обычной семьей, которая никому не желала зла, разве это не отличная реклама того, что творится в этой стране? Солнце пробивается в просвет между домами, Джерри оборачивается и смотрит на свой дом. Ладно, я все равно пошарю в сарае. Пояс халата развязывается, когда он переходит дорогу, но Джерри не торопится его затягивать. Она разворачивается лицом к улице, видя ряд закрытых дверей, насчитывает шесть домов, из окон которых свисают национальные флаги. Она воплощенный гнев, когда заходит в дом, ищет ацетон, который должен быть в шкафчике над ванной, а скребок для краски под лестницей, но находит только унижение, как будто оно лежит перед ней на полке, стыд, боль и печаль свободно перемещаются по ее телу. Когда все откроется, соседи осудят их, соседи прекрасно видели, что творилось ночью, но не скажут ни слова.