Песнь русалки

— Вот ты вроде книжки свои заморские читаешь-читаешь, а чем дольше ты над ними сидишь, тем скучнее становишься, — хохотнул Влас. — А что матушка твоя? Не придумала еще какого обряда, чтоб от напасти нас избавить?

В его голосе прозвучала издевка, и в этот раз Святослав согласно ухмыльнулся. Иногда ему казалось — он был почти уверен — что княгиню не смущала обрушившаяся на них катастрофа. Наоборот, она чувствовала себя совсем вольготно вне досягаемости для остальных. Но и ее уже начинала выводить из себя протекающая крыша и испорченная еда. Свят хотел было перевести разговор, как вдруг под крышей раздался стук. Слабый, но отчетливый. Свят прислушался. Звук повторился, прямо рядом с ним. А затем послышалось скрип и шуршание, как-будто кто-то царапал с той стороны гниющие доски.

— Может, кошка, — пожал плечами Влас, но Святослав уже поднялся на ноги и принялся искать, где крыша обветшала достаточно, чтоб ее вскрыть.

— Да какая разница? Там есть кто-то. Эй! — он пару раз ударил ногой в серую, изъеденную книлью доску, и та почти сразу проломилась. В лицо пахнуло тухлой застоявшейся водой. Свят и Влас в четыре руки принялись расширять дыру.

— Да кто там может быть? Дом вон, сколько дней, как затопило, — тряс головой Влас, но не отставал. Наконец, дыра стала такой, что в нее можно было просунуть голову.

Конюх лег на грудь и всмотрелся. В мутной воде плавали фляги, бурдюки и пустые корзины, как рыбы, скошенные водяной хворью. Белела труба печи, а на самой печи, прямо под проделанной дырой, копошилось что-то бесформенное.

— Эй, есть тут кто? — позвал конюх. Бесформенное нечто дернулось, и на Власа зыркнула пара светящихся, как угольки, глаз. Юноша вскрикнул и отстранился.

— Кто там? — спросил Свят, глядя, как бледнеет Влас.

— Там… т-там бабка на печи сидит. Носатая, — юноша сжал кулаки, пытаясь взять себя в руки. — Пойдем отсюда, а. Там воды по горло, мы мимо этого дома сколько проходили.

— Ну так что, сыночки, поможете старой женщине? — раздался голос из дыры в крыше. Свят бросил недовольный взгляд на Власа и принялся самостоятельно расширять дыру дальше, пока в нее не получилось пролезть целиком. Пролившийся в избу свет осветил старуху — всклокоченная женщина, укутанная в выцветшие шали, сама казалась огромным комком застаревшей плесени.

— Как ты тут оказалась, бабушка? — спросил Свят.

— Как-как? Была я тут. Прилегла поспать на часок, смотрю, а дом-то и залило, — всплеснула руками женщина.

Юноши переглянулись. Даже у Власа не нашлось подходящей шутки. Свят кое-как пожал плечами и выдавил усмешку.

— Это же сколько ты спала, бабушка?

— Сколько старость требует. Радоваться надо в мои лета-то: сна может ни в одном глазу не быть месяцами, зато потом спишь, как младенчик, так что и сам не поймешь, помер или нет.

Свят спустился на печь и протянул руку старухе. Та неуклюже привстала и выпростала из-под платков и шалей узловатую ладонь, покрытую темными пятнами.

— Давай, бабушка, я тебя подсажу, а друг поднимет.

— Ай, славно. Смотри только, чтоб бабушка потом смогла свои старые косточки собрать, — прогнусавила та и зашлась сиплым визгливым смехом. Рука у нее оказалась неожиданно теплой, даже горячей, будто женщина все это время спала на растопленной печи.

С проворством молодой девчонки, она оперлась на Святослава и взвилась вверх, выскочила на крышу, почти не касаясь Власа и… тут же обратно сгорбилась, принялась вздыхать и кряхтеть. Свят выбрался следом, кивнул, наткнувшись на тяжелый недовольный взгляд друга.

— Бабушка, у тебя есть дом, где ты можешь остановиться? Друзья или родственники.

— Все бабушкины родственники за лес да за реку ушли, — пожала плечами старуха, уверенно шаркая к лодке. — Хотя, есть один домишко, в котором я желанная гостья. Во-о-он там, подруга моя давняя живет.

Она снова выпростала длинный палец и указала вдаль. На терем, угрюмо возвышавшийся на холме. Свят и Влас переглянулись, уже жалея, что достали сумасшедшую каргу из избы. Та, словно почуяв их перемигивания, обернулась и расхохоталась.

— Не бойся, княжич, мы с княгиней уж много лет дружбу водим.

— Не помню, чтобы мама…

— А-а, — пригрозила пальцем старуха. — Не мать она тебе. А останешься с ней наедине, напомни, что раз уж она решила стать тебе матерью, то женою уже не станет.

— Ты сбредила, карга! — вздыбился Влас, но княжич выставил руку, осаживая его. В голубых глазах юноши застыл страх и непонимание.

— Откуда ты…?

— Бабушка все знает, что птички на своих хвостиках и крылышках носят. Все видит, все слышит. Даже то, чего другие знать не хотят. Ну, давай, вези меня к подруженьке. Да пошевеливайся, пока холод не вгрызся в твои косточки, хворать тебе еще рано, княжич.

Перемахнув через борт лодки, она уселась поудобнее, нашла завалявшуюся корку хлеба и принялась грызть, мурлыча что-то себе под нос. Юноши переглянулись, не решаясь произнести хоть слово при странной женщине. По ее морщинистому лицу было ясно, что старуха изголодалась по хорошей болтовне. Даже когда юноши пытались не смотреть в ее сторону, она все равно пыталась вытянуть их на разговор.