Песнь серафимов

Из тени мгновенно возникли стражники, и один из них — такой огромный, что мог бы сокрушить меня голыми руками, — потребовал, чтобы я прекратил нарушать покой обитателей этого дома.

— Но я пришел сюда как друг, — шепотом ответил я, как будто боялся разбудить захворавшую девушку. Я указал на нее: — Это Лия, дочь Меира и Флурии. Можно нам внести ее в дом, чтобы она отдохнула? Она слишком слаба, чтобы встретиться с родителями в замке.

— Что ж, входите, — ответил стражник и громко постучал в дверь ребром правой ладони.

Годуин вышел из экипажа и взял на руки Розу. Она прижалась головой к плечу отца, а он подхватил ее под колени правой рукой.

Дверь открылась, и я увидел в дверном проеме сгорбленного человека с тонкими седыми волосами и высоким лбом. Поверх длинного балахона на нем была тяжелая черная накидка. Руки костлявые и белые, глаза как будто пристально смотрят на Годуина с девушкой на руках.

Годуин охнул и замер на месте.

— Учитель Эли, — проговорил Годуин шепотом.

Старик отступил назад и, бросив на стражника недобрый взгляд, жестом пригласил нас в дом.

— Можете доложить графу, что прибыл его брат, — сказал старик стражнику и закрыл дверь.

Теперь мне стало ясно, что старик слеп.

Годуин осторожно поставил Розу на ноги. Она побелела от потрясения, узнав деда.

— Я не ожидала увидеть тебя здесь, дедушка, — сказала она сразу же самым ласковым голосом и сделала шаг к нему, однако старик, глядя перед собой, жестом остановил ее.

Он казался холодным и отчужденным. Затем он потянул воздух носом, словно пытался уловить слабый запах ее духов.

И с презрением отвернулся.

— И что, я должен поверить, будто это и есть твоя чистая душой сестра? — спросил он. — Неужели ты думаешь, что я не разгадаю ваш замысел? О, конечно, ты ее копия, я прекрасно об этом помню. Именно твои гнусные письма из Парижа подвигли Лию пойти с этими гоями в церковь! Но я-то знаю, кто ты. Я знаю твой запах. Я знаю твой голос!

Роза была готова заплакать. Она склонила голову. Я чувствовал, что она дрожит, хотя не касался ее. Должно быть, она и раньше думала о том, что способствовала гибели сестры, и теперь эта мысль пронзила ее.

— Лия, — прошептала она. — Моя любимая Лия. От меня осталась только половина, и так будет всегда.

Откуда-то из тени к нам навстречу выдвинулась еще одна фигура — молодой крепкий мужчина с темными волосами и густыми бровями. У него на плечах тоже была накидка, потому что в комнате стоял холод. На груди мужчины виднелась желтая нашивка из тафты в виде скрижалей Завета.

Он стоял, повернувшись спиной к камину.

— Да, — произнес незнакомец. — Я вижу, ты ее точная копия. Я не смог бы различить вас. Очень может быть, что все получится.

Мы с Годуином кивнули ему, благодарные за поддержку.

Старик отвернулся от нас и медленно двинулся к стулу, стоявшему у очага.

Молодой человек огляделся, посмотрел на старика, подошел к нему и принялся что-то втолковывать вполголоса.

Старик нетерпеливо махнул рукой.

Молодой человек повернулся к нам.

— Надо действовать быстро и мудро, — обратился он к Розе и Годуину. Похоже, он не понимал, какой в этом деле прок от меня. — Достаточно ли велика ваша повозка, чтобы там поместились твои мать, отец и дедушка? Только ты произнесешь нужные слова, вам придется уехать как можно скорее.

— Да, в повозке хватит места, — ответил Годуин. — И я согласен с вами, самое главное сейчас — скорость. Как только мы убедимся, что наш план сработал.

— Я позабочусь о том, чтобы отогнать повозку за дом, — сказал молодой человек. — Переулок выведет вас на соседнюю улицу. — Он задумчиво посмотрел на меня и продолжил: — Все книги Меира отправлены в Оксфорд, все ценности вывезены из дома под покровом ночи. Разумеется, пришлось заплатить стражникам, но дело сделано. Вы должны быть готовы ехать сразу же, как только разыграете ваше представление.

— Мы будем готовы, — произнес я.

Молодой человек поклонился нам и пошел в двери.

Годуин кинул на меня беспомощный взгляд, потом посмотрел на старика.

Роза не стала терять время.

— Ты знаешь, дедушка, для чего я здесь. Я готова произнести любую ложь, какая потребуется, лишь бы снять с мамы обвинение в том, что она отравила сестру.

— Со мной можешь не говорить, — отозвался старик, глядя перед собой. — Я здесь не ради дочери, отдавшей собственного ребенка христианам. — Он повернул голову, словно мог видеть свет огня. — Я здесь не ради детей, предавших веру во имя отца, который не лучше вора в ночи.

— Дедушка, умоляю тебя, не осуждай меня! — сказала Роза.

Она опустилась на колени рядом со стулом и поцеловала левую руку старика.

Он не двинулся и не повернулся к ней.

— Я здесь, — продолжал старик, — чтобы дать деньги на спасение евреев от безумия этих людей, распаленных глупостью твоей сестры, которая пошла в их церковь. Я уже все сделал. Я здесь, чтобы спасти бесценные книги Меира от бессмысленной гибели. Что же касается тебя и твоей матери…

— Моя сестра уже заплатила за то, что пошла в церковь, — возразила Роза. — И моя мать заплатила за все! Неужели ты не пойдешь с нами, неужели не подтвердишь, что я та, за кого себя выдаю?