Песнь шаира или хроники Ахдада

- ... а бежать-то некуда. Велика улица, а позади - стена. Тогда он остановился и поворачивается ко мне. Ну, думаю, Хумам, пришел твой последний час. И хоть жил я жизнью праведной, выполнял все заветы и предписания, а все ж страшно предстать пред светлые очи господина миров.

Камаким не любил сознательных граждан. Кое-кто из коллег - воров не любил кади за то, что тот выносит чересчур суровые приговоры. Кое-кто не любил палача за то, что тот... ну, это, понятно. Кто-то не любил стражников, кто-то городскую власть, кто-то самого султана. Камаким не любил сознательных граждан. Судья, палач, стражники, даже султан - все они выполняют свою работу. Хорошо, плохо ли, но за это им платят деньги, а значит, хочешь - не хочешь, каждый день, с утра до вечера, будь добр - выполняй.

Но сознательные граждане...

Ну увидел ты, как кто-то стянул у клиента кошель. Видел - и хорошо, благодари Аллаха за то, что наградил тебя острым зрением. Благодари и продолжай выполнять свою работу. Свою! За которую получаешь деньги, кормишь семью, покупаешь наложниц, ну и все такое прочее. Зачем же орать на весь базар: "Держи вора!" Вор тоже человек - создание Аллаха. У вора, может, душа нежная. Вор, может, этого самого крика не переносит, с детства. С того самого счастливого детства, когда промышлял воровством фруктов и сладостей, а "держи вора" заканчивался едва ли не каждый выход в город.

- ... нож! Огромный! Видели саблю Джавада? Так этот еще больше!

- Вах. Вах. Вах, - зацокали слушатели.

- И на меня. А у самого глаза горят, борода торчком!

Камаким даже потрогал себя за подбородок... почти потрогал. Сознательные граждане держали его... сознательно.

Да что ж они слушают этого ремесленника! Разве не видят - нет у него бороды! И никогда не было! Как и ножа, любого, захудалого, не говоря уже о размером с саблю Джавада. И поймал его совсем не этот медник.

- Поднырнул, руку подставил, а сам думаю: "Аллах, защити и сбереги раба твоего!" и нож - дзинь... Вдребезги!

- Вах. Вах. Вах.

- А этот на колени упал, кошель обратно протягивает - прощения просит, значить. Испугался - понятное дело. Нет, думаю, не будет тебе прощения! На землю повалил и связал его собственной чалмой.

- Так он же в чалме, - среди слушателей нашелся один не обделенный наблюдательностью.

- Кто? - насторожился медник.

- Ну вор твой. Как же ты связал руки его чалмой, когда он вот - в чалме, и руки не связаны.

- А-а-а, ну так это я после развязал и чалму обратно намотал. Потому как не подобает стоять перед справедливейшим кади с непокрытой головой! - кривой палец поучительно уперся в небо Ахдада.

Руки, руки. Вздохнул Камаким. Скоро, совсем скоро будет нечего связывать.

31.

Продолжение рассказа второго узника

Халифа-рыбак, Халифа-мудрый сел на берегу озера с твердым намерением дождаться магрибинца.

Чтобы скрасить ожидание, Халифа принялся развлекать себя мыслями, куда потратит две тысячи динаров.

Через некоторое время Халифа-мудрый понял, что на все желаемое двух тысяч никак не хватит. Больше того - не хватит и десяти тысяч, окажись они у него по воле Аллаха милостивого и щедрого. Жаль, ах как жаль, что у магрибинца больше не осталось братьев. Его отец мог бы поменьше времени уделять поискам кладов, а больше собственной семье. Как, к примеру, сосед Халифы - Абу-селим - обладатель кучи отпрысков обоего пола, точное количество которых Халифа никак не мог запомнить, ибо время от времени оно менялось.

Солнце перешло высшую точку, и тени принялись расти, из чего Халифа понял, что пришло время зухра. Повернувшись лицом к Каабе, Халифа совершил молитву, сделав положенное количество ракаатов, и даже один сверх положенного.

Дальше следовало ожидать асра - предвечерней молитвы, время которой наступит, едва тень от Халифы в два раза превысит рост самого Халифы.

Но вот что делать, если магрибинец не появится, Халифа пока не знал.

А он не появлялся, а тень росла, и мысли о потраченных динарах тускнели, вместе с уходящим днем.

Наконец пришло время асра - Халифа совершил и его. За ним пришло время магриба. С уходом солнца, так и не дождавшись ни Абд-ас-Самада, ни обещанных денег, проклиная необязательность и вероломство всех иноземцев, а магрибинцев в особенности, богатый перстнем и мечтами, Халифа вернулся домой.

32.

Продолжение рассказа третьего узника

Войдя в комнату, я не нашёл в ней никаких богатств, но увидел в глубине каменную винтовую лестницу из йеменского оникса. И я стал взбираться по этой лестнице и поднимался до тех пор, пока не достиг крыши дворца, и тогда я сказал себе: "Вот отчего он меня удерживал".