Песнь сирены

– Если она так сделает, – сказал Раймонд, сверкнув лазами, – то очень скоро пожалеет об этом. Я не кукла, которой она может играть по своему усмотрению. В любом случае, Элис, это будет моей заботой в будущем. Теперь нужно как можно быстрее решить, как представить все оба мне вашему отцу, чтобы он не попытался меня убить еще до того, как я попрошу вашей руки.

– Я не знаю. Может быть, леди Элизабет…

– Леди Элизабет? Я считал, она не тот человек, который взялся бы помогать нам. – Раймонд подумал вдруг, что, возможно, Элис и не знает о планируемом браке с Обри.

– Она и мой отец… Они очень старые друзья, – сказала Элис и покраснела, когда поняла, что чуть не проговорилась. – и… Элизабет для меня почти как мать.

– Я думаю, она стремится стать вашей матерью, – глyxo уточнил Раймонд. – Ведь ее сын…

– О нет. Она не хочет женить на мне Обри, – прервала его Элис. – Она считает, мы не подходим друг другу. Конечно, я люблю Обри…

– Вот как?

Элис вздрогнула от его вопроса, заданного негромко, но твердо и резко. Она никогда не слышала, чтобы Раймонд говорил таким тоном.

– Как… – начала было говорить она, намереваясь сказать: «Как вы посмели говорить со мной в таком тоне», по тотчас поняла, Раймонд просто ревнует.

– Как глупо! – улыбнулась она. – Я же не сердилась, когда вы говорили, что любите своих сестер. Поверьте, я точно так же отношусь к Обри.

– Но он же не ваш брат! – возмутился Раймонд.

– Это не имеет никакого значения! – рассмеялась Элис. – И можете продолжать злиться на меня в том же духе, но я не могу ничего изменить: я люблю Обри, и Джона тоже, и буду любить всегда. Однако…

Когда Элис засмеялась, Раймонд стиснул зубы. Теперь он действительно начинал злиться. Ему не понравилось, когда «его» женщина отстаивала собственное мнение и не принимала во внимание его, ведь в этом случае Раймонду оставалось только смириться. Он уже слышал от Элис подобное раньше, но тогда она была дочерью его «господина». Теперь же она была, по его мнению, ему женой.

– Элис! – взревел он и тут же зажал рот ладонью, но было уже слишком поздно.

– Что это? – раздался из спальни голос Вильяма.

Тут же послышался голос Элизабет.

– Лежи спокойно. Ничего.

Элис вскочила со стула и вошла в спальню.

– Прости меня, папа. Я забыла. Это была шутка, и Раймонд…

– Элис, – вздохнул Вильям, проводя рукой по лицу, желая разогнать сон, – пока я так болен, я хотел бы, чтобы ты дразнила Раймонда где-нибудь в другом месте.

– Это была моя ошибка, сэр, – сказал Раймонд, входя в комнату.

– Сомневаюсь, – заметил Вильям и криво усмехнулся. Он приподнялся на локтях, и Элизабет наклонилась поправить подушку. Ее платок коснулся его щек, а запах заполнил ноздри. Эмоциональный шок, вызванный открытием того, что они не предали друг друга, на время погасил в Вильяме чувственное влечение, но сон освежил его. Сейчас у него едва хватило сил удержаться от соблазна и притянуть Элизабет к себе, целовать, ласкать, невзирая на присутствие дочери и Раймонда. Он должен избавиться от них. Вильям поднял глаза на Элис и нежно улыбнулся.

– Не хочу слышать никаких ваших отговорок, госпожа озорница. Уходи и забери с собой Раймонда. А тебе должно быть стыдно за то, что ты оскорбляешь моих слуг, охраняя меня, как будто они желают мне зла.

– Но, сэр… – запротестовал было юноша.

– Если ты так беспокоишься, можешь приказать Диккону запереть ворота от чужих на день или два или поставить стражу у дверей зала и не позволять никому входить, кроме слуг и женщин. Но я хочу, чтобы в передней комнате не было никого. Это приказ.

– Очень хорошо, папа, – тут же согласилась Элис, видя, как побагровело лицо отца, и не желая его излишне волновать. В конце концов, какая разница? Раймонд или Диккон могут сидеть в зале у двери. Риска никакого, и отец ничего об этом не узнает. – Теперь я буду сидеть с тобой…

– Нет, Я спал всю ночь и не тревожил Элизабет. У меня немного болит голова. Пусть Элизабет останется. Ты, наверное, забыла уже о хозяйстве. Почему бы тебе не прогуляться с Раймондом, если он может уже сидеть на лошади, и не посмотреть, как поспевает урожай и что нужно убирать в первую очередь?

Элис хотела было возразить. Вряд ли она обеспокоит его более, чем Элизабет, но слова застряли у нее в горле. Лицо Вильяма покраснело, хотя было ясно, что он больше не сердится. Еще раз внимательно взглянув на него, она увидела, как его глаза смотрят как-то странно, а выражение лица необыкновенно жесткое. Она нервно сглотнула и взглянула на Элизабет, но не нашла на ее лице признака успокоения. Оно было белым.

Столбняк? Обычно эта ужасная болезнь, при которой человек не может разжать челюсти, а его тело превращается в натянутый лук, начинается через неделю после ранения или позже. Иногда даже после того, как раны заживут, человеку вдруг становится трудно жевать и говорить. Потом появляется жар, шея деревенеет. Через некоторое время он может умереть, скрипя в агонии сжатыми челюстями.