Песнь слона

— Ты никогда не уйдешь отсюда. И Хана никогда не уйдет. Мы не отпустим от себя ни твоего ребенка, ни детей твоего ребенка, ни их детей — пока не освободимся от скорлупы. И не пытайся бороться с этим, Вако. У нас хватит сил помешать тебе, и ты никогда не причинишь нам вреда, даже если захочешь. И помни, мы всегда можем убить Хану.

Вако зашагал вниз по склону к хижине. На полпути между холмиком и своим жилищем он обернулся:

— Мы столько лет денно и нощно заботились о вас. Так почему же вы нам не доверяете?

— Но мы же еще дети, Вако, — со всех сторон до него донесся телепатический смех ссендиссиан. — Чего еще от нас ожидать"?

И снова злорадное шипение. Руки Вако непроизвольно сжались в кулаки, и он бегом бросился к холмику.

— На этот раз я вас проучу!

Но чья-то невидимая рука швырнула его на землю. Вако поднялся, потрогал рот — к его удивлению, на руке осталась кровь.

— Черт бы вас побрал! — Он посмотрел на холмик. — Только посмейте еще раз, и я лишу вас любви. Неужели вам это не понятно?

— А нам и не нужна твоя любовь, Вако. Нам нужен тот, кто позаботится о нас. Ты сам нам это говорил.

И вновь чья-то мощная ручища заехала Вако по физиономии. А затем еще, и еще, пока он не рухнул на землю, потеряв сознание.

Тогда яйца принялись звать Комету:

— Хана! Хана! Иди забери своего самца!

Измученная и опустошенная, из хижины показалась Хана. Шатаясь, она побрела в направлении холмика, пока не наткнулась на истекающего кровью Вако. Хана склонилась над ним и произнесла, улыбаясь сквозь слезы:

— Я же говорила тебе!

И тогда к ней обратились яйца:

— Хана, своего ребенка ты родишь здесь.

— Я знаю.

Хана присела на корточки и принялась очищать грязь и траву с ран на теле мужа.

— Я знаю.

— Это будет девочка. Мы назвали ее Ссура.

— Как-как?

— Ссура. Это имя означает «хранительница». И она наша. Мы уже завладели ее сознанием.

Хана положила руки на живот, печально склонила голову и с горькой усмешкой подумала, что лучшее, что она могла бы сделать для младенца, это убить его.

— Не забывай, Хана. Мы завладели и твоим сознанием тоже. Хана вздохнула и снова взялась обрабатывать раны мужа.

— Я знаю. Как такое можно забыть.

На одиннадцатые Гастроли Крошка Вилл взяла Джонджея и Мэй с собой в Тарзак. В параде участвовали одиннадцать слоних. В пятнадцатых Гастролях приняли участие восемь. Во время двадцать пятых их было всего две. Во время двадцать восьмых в Тарзак пришла лишь одна-единственная слониха. Это была Рег.

Крошка Вилл шла рядом с ней, а позади — колонной, Джонджей с Мэй на руках и другие дрессировщики Мийры.

Во время двадцать девятых Гастролей на параде отсутствовали и слоны, и дрессировщики.

Глава 20

К тридцать первому Гастрольному Сезону на Момусе осталось лишь шесть одряхлевших слонов, доживавших свои дни в краале Мийры. Мало кто из города ездил в Тарзак на праздники. Гораздо больше народу приезжали в Мийру подивиться на шестерых слоних, все еще живых. Для большинства жителей Момуса эти путешествия были полны всяческих неудобств. Дети и молодежь то и дело жаловались. Но представители старшего поколения — те, кто когда-то пережил крушение «Барабу» — не принимали никаких жалоб. Люди приезжали в Мийру увидеть слонов и вспомнить то время, когда многие, память о ком жила в их сердцах, еще были рядом. Молодежь ни разу не видела настоящего представления. Бесконечное веселье, шатер шапито — все это было им чуждо и непонятно. Слоны? Забавные существа — уродливые гиганты из фольклора сказителей.

Приезжающие, как правило, заставали в краале девушку; она сидела и рисовала, а красивый юноша либо восседал на слоне, либо позировал, стоя с ним рядом. Когда девушке надоедало это занятие, юноша поднимал ее на руки и нес в дом Крошки Вилл — Хозяйки мийрских слонов. Доставив сестру домой, он отправлялся в «Бивень» — местную таверну. Там этот юноша по имени Джонджей развлекал приятелей и тех, кому случалось заглянуть туда, громкими пьяными россказнями о каких-то телепатических яйцах, серых гигантах и призраке по имени Здоровяк Вилли.