Песнь теней

У меня на затылке зашевелились волосы. Безумие у нее в крови. Но было ли это безумием? Или невидимой связью с чем-то бо́льшим, чем-то за пределами знания? Многие красивые и сломанные ветви моего фамильного дерева были тронуты гением, тягой к творчеству, которая переворачивала их с ног на голову и выворачивала наизнанку. Был у меня прапрапрадедушка Эрнст, талантливый резчик по дереву и плотник, неземные и видоизменяющиеся фигурки которого сочли еретическими и уничтожили. Я до сих пор слышу истории о своей дальней кузине Аннабель, поэтическая и вычурная манера речи которой снискала ей поначалу славу пророка, а затем ведьмы.

А потом был папа. И Йозеф.

И я. Чувство вины забилось во мне при мысли о фортепиано в моей спальне, к которому я не прикасалась с тех пор, как вернулась из Подземного мира.

– Магда была младшим ребенком Элеазора и Марии Габор, – продолжал пастор, передавая мне том, чтобы я прочла сама. Я пошатнулась, взяв его в руки – таким он оказался увесистым, нагруженным многовековым наследием и историей. – Детей было трое: Беттина, Констанца и Магда.

Беттина. Теперь я поняла, почему бабушка так меня называла.

– Что произошло?

Он подбородком указал на книгу передо мной. Листая страницы, я перемещалась вперед и назад во времени, и чем глубже я погружалась в историю, тем тоньше становился пергамент. Агнес, Фридрих, Себастьян, Игнац, Мельхиор, Илзе, Хелена, поколения за поколениями семьи Констанцы. Моей семьи. Целые жизни, прораставшие и увядавшие под моими пальцами. Они рождались, вступали в брак, рожали детей, умирали. Все зафиксировано беспристрастной рукой.

– Не понимаю, – сказала я. – Что я ищу?

Темные глаза пастора пронзили меня.

– Конец. Конец Магды.

Нахмурившись, я вернулась глазами к книге. Младенцы рождались и, если им везло, вырастали. Некоторым так и не удалось выбраться из младенческого возраста; другим выпадало на долю похоронить несколько поколений собственных детей. Это происходило ни с того ни с сего – дело случая. Я не понимала, почему кончина Магды была так важна.

До тех пор, пока не смогла ее найти.

Жизни Констанцы и Беттины были подробно описаны: их рождение и крещение, замужества, дети. История Беттины, кажется, кончилась тем, что она вышла замуж за Анселя Бергманна, но история Констанцы продолжалась через ее детей: Иоганн, Кристоф, Констанца, еще одна Констанца, Георг, еще одна Констанца, Йозеф и Франц. Моменты рождения и смерти каждой моей тети и каждого дяди были отмечены, навеки вписанные в историю чернилами.

Но только не Магды.

Я уходила во времени вперед и возвращалась обратно, ища выход, кончину. Но где бы я ни искала, больше не было никаких следов Магды – ни замужества, ни детей, ни даже смерти. Ее жизнь осталась незавершенной, и если бы не факт ее рождения, зафиксированный пастором несколькими десятилетиями ранее, она могла бы никогда не существовать.

– Здесь нет… нет конца, – прошептала я.

Пастор сложил руки, и они утонули в объемных рукавах.

– Да, – только и сказал он.

– Вы знаете, что с ней произошло? Она умерла? Переехала? Люди не могут просто так… исчезнуть. – Я подняла глаза от страниц тома. Мне было страшно и не по себе. – Так ведь?

– Люди не исчезают, но их истории забываются, – мягко сказал он. – Только верные помнят.

– И вы помните.

Пастор кивнул.

– Ее забрали. Украли. – Он судорожно сглотнул. – Дикая Охота.

Мир сузился до единственной точки фокуса передо мной, до крошечного, устойчивого пламени фонаря. Все остальное погрузилось во тьму, и я чувствовала, будто падаю, по спирали лечу вниз, вниз, в пучину страха. Я попробовала вспомнить все, что знала о Дикой Охоте, – кто они, что они и почему скачут по земле, – но холодная пустота тревоги проникала в самое сердце моего вращающегося как водоворот разума. Рука потянулась к кольцу на шнурке, и ладонь ощутила успокаивающую прохладу украшения в форме волчьей головы.

– Как? – прохрипела я. – Почему?

Пастор ответил не сразу.

– Нет даже двух одинаковых рассказов о дьявольском войске. Одни говорят, что их появление предвещает какую-то ужасную катастрофу: чуму, войну или даже, – он скользнул взглядом по моему стиснутому кулаку, – конец света.

Я еще плотнее сжала кольцо Короля гоблинов.

– Другие говорят, что Охота скачет по странам, когда нарушается равновесие между раем и адом, между Подземным миром и землей, на которой мы живем, и тогда Охота прочесывает весь верхний мир и забирает то, что принадлежит им по праву. Древние законы обретают плоть: получают сталь, зубы и гончих псов, дабы взять то, что им причитается.

Пустота, растущая внутри, угрожала поглотить меня целиком.

– Жертва, – пролепетала я. – Жизнь девы.

К моему удивлению, он пренебрежительно фыркнул:

– Что за жертвоприношение из жизни девы? Сердцебиение? Дыхание? Прикосновение?

Думаешь, твое бьющееся сердце – величайший дар, который ты можешь отдать? Нет, смертный, твое сердцебиение – самое последнее, что есть на свете.

– Тогда что… – Я не договорила. Тогда ради чего была моя жертва? А его? Какую цену заплатил мой сдержанный юноша за то, что позволил мне уйти?