Но для семнадцати из них все закончится скоро и жутко. Судьба их уже решена. Или нет? Могли они повернуть? Хоть это и дурная примета, но иногда мудрость в том и состоит, чтобы перечить всем приметам — и вырвать удачу, переиначить судьбу. Как говорится, пан или пропал. Ну, ведь так и было, так, видно, и сказали, подумали: пан или пропал. И решили перечить рядовым предсказателям погоды — метеорологам. Хотя кому как не исконным жителям этого моря знать о коварстве здешних ветров, и особенно
Примерно в эти же поздние осенние дни в начале века здесь шел пароход «Иаков» с тремя баржами. При нагрянувшей сарме канаты пришлось обрубить, одну швырнуло на песчаный берег, а две другие — на утесы. Трупы примерзли к скалам. Всего погибло двести восемьдесят человек. Хотя сам «Иаков» и уцелел.
В пятьдесят четвертом году все было наоборот.
Ночью грянула сарма. Волны начали захлестывать «Сталинградец», громоздкий и тяжелый мотор сорвало и носило по палубе, туда-сюда катались и тяжелые трубы буровиков. Тихоходный сейнер захлебывался в ледяном шторме, трещал и скрипел, вот-вот готовый разлететься в щепки. Он попал в глотку сибирской ночи, беспросветно-мутной, великой, содрогающейся с воем и свистом. Сарма — беззаконная. Точнее, у нее свой закон: падать внезапно и уничтожать любых смельчаков. Ну а этих смельчаков ведь предупреждали… Не послушали. Команда сбросила кое-как мотор за борт. Волны перекатывались через палубу. Все были мокрыми. А температура понизилась. Сарма принесла из горных глубин дыхание потусторонних просторов, уходящих к Ледовитому океану. Заливало кубрик. В машинном отделении тоже была вода. Одного за другим людей слизывал ледяной язык сармы, они мелькали тенями в воздухе, уносясь за борт, бывалые мореходы и юнцы. Капитан пытался держать свой корабль поперек волн. Баржу «Чайка» пришлось бросить, канат обрубили. Но минуты «Сталинградца» были на исходе. Оставшиеся в живых кинулись в рубку, набились в нее, сверкая белками глаз в кромешной тьме, в крошеве ледяных брызг, еще надеясь на чудо, на перемену участи, еще не до конца веря очевидному. И тогда сарма ринулась на рубку, прыгнула с воем и визгом — и рубку снесло, оторвало от палубы, как дряхлый зуб, — и скинуло в море, во тьму, в пучину черную, ледяную, бездонную, перемешав в последнем крике и порыве к жизни всех. Корабль был обезглавлен. Помощник капитана должен был заступать на вахту и в теплой одежде, в валенках и полушубке, зимней шапке, приготовленных для несения дежурства, ринулся к мачте, взобрался по ней и привязался. Вскоре к нему поднялись еще двое: моторист Рыков, который не должен был идти в этот рейс, и дембель моряк, отказавшийся в самом начале пойти на баржу. Эти двое были самыми отчаянными. Неверие их в роковой выбор было слишком велико. И они сопротивлялись. Крепко хватались за мачту. Но сарма покрывала обжигающими поцелуями их руки, лица. «Прощайте, братцы!..» — крикнул хрипло дембель моряк и, разжав одеревеневшие пальцы, рухнул в пучину. Моторист Рыков еще держался. Может, ему сейчас представлялись атаки в Сталинграде. Да ведь свой последний бой он сейчас вел на «Сталинградце». Всю войну прошел до Берлина. А после войны хочется жить и жить, жить ненасытно, ходить в море, ловить рыбу, любить жизнь-женщину, отмечать праздники, — да вся эта вроде бы простецкая рыбацкая жизнь и есть праздник.
Сарма подхватила его ледяными ладонями и отняла от мачты, понесла куда-то, баюкая, смеясь и воя, окунула в купель раз, другой — и навсегда.
А помощник капитана держался. Одежда его покрывалась ледяной коркой. Но полушубок хранил какое-то тепло. Помощник капитана смотрел на гибель корабля сверху, как во сне. Как во сне, сгинул дембель моряк. А за ним — моторист Рыков. Все пропали — капитан, остальные и девушка Нина с сияющими глазами. А тот, кто ее ждал в Хужире, не мог в эту ночь заснуть, ему все мерещился крик чайки…
Шкипер Жуков на «Чайке» не растерялся, вдруг обнаружив, что баржа уже не на буксире, приказал соорудить из брезента парус. И это им удалось! Они поставили брезентовый парус на мачту и смогли идти против волн. Под утро баржу выбросило на берег. Те, кто были на ней, спаслись.
Рассвело, и вдалеке можно было увидеть темную щепку — «Сталинградец». Ветер немного ослаб, но сарма все еще ярилась. Неподалеку колхоз. Жуков побежал туда.