Песнь уходящего лета

Каким-то чудесным образом мы перемещаемся с улицы на закрытый двор, а потом и в дом. Я не замечаю, переставляю ли ноги сама или Павел Александрович просто переносит меня с места на место. Всё, что я успеваю замечать, – его настойчивые, но нежные поцелуи, его руки, оглаживающие мою спину, руки, волосы.

Под натиском его губ я забываю делать вдохи. Я тону в эмоциях и захлёбываюсь в чувствах. Я хочу, чтобы это продолжалось вечно.

Когда мужчина падает в кресло, я оказываюсь сидящей сверху. Его руки сжимают мою талию, продавливают в пояснице, заставляя прижиматься сильней. Всё, что происходит сейчас между нами, кажется мне таким правильным, сказочно-прекрасным!..

– Маша-Маша-Машенька, – тихий шёпот скользит поцелуями по моей шее, ласкает ключицы, обводит гипотенузы треугольничков купальника, – Машенька… Милая… Хорошая…

Вызывает дрожь. Мурашки разбегаются по коже откуда-то изнутри. Из трепещущего роя внизу моего живота, из заходящегося в бешеном ритме сердца, из моей груди хриплыми стонами.

Грубая кожа ладоней мажет по бёдрам, устремляясь вверх, пальцы задевают резинку плавок и ныряют под них.

– Вся в песке, – улыбается Павел Александрович в мои губы.

– Я в душ, – пячусь задом с его колен. – Это быстро. Одна нога здесь, другая там. Или наоборот.

Он, посмеиваясь, удерживает мои пальцы, пока они не выскальзывают и рука, повисшая в воздухе, не падает.

– Я быстро, – повторяю ему. – Жди меня здесь, ладно?

– Хорошо, – кивает он.

Скрываясь за дверью ванной комнаты, я слышу тихую мелодию звонка, но не предаю этому значения.

На сверхзвуковой скорости ополаскиваюсь от песка, наношу немного геля для душа на мочалку и быстро разношу по телу ароматную пенку, наспех вытираюсь, на мгновение зависаю перед первым действительно взрослым и очень сложным выбором – надеть бельё и халат или отправиться прямо в полотенце.

В итоге, стянув кончики в узел покрепче, смело выхожу в тёмный коридор и ныряю в большую комнату, где в кресле по плану меня должен дожидаться мужчина. Вот только его в кресле нет.

Я тихо иду по дому, пока не нахожу его в кухне. Павел Александрович стоит рядом с початой бутылкой чего-то горячительного, его руки до побеления сжимают край стола, а взгляд устремлён в сумерки за окном. И когда так сильно успело потемнеть?

Я подкрадываюсь сзади и прижимаюсь щекой к его левой лопатке, прислушиваясь к учащённому биению сердца.

– Я вернулась, – неуверенно говорю ему. – А ты не дождался.

– Маш, оденься.

Его ледяной тон вонзает в меня тысячи иголок, и я съёживаюсь, но не отступаю. Ни за что в жизни не сдвинусь с этого места, пока не получу объяснений.

– Нет.

– Да, – отрезает он разворачиваясь.

Его лицо хмурое, брови сведены вместе, губы сжаты в тонкую нить.

– Что-то случилось? – испуганно спрашиваю у него, но он мотает головой.

– Нет, – и как-то обречённо продолжает: – Да. Ты больше не можешь оставаться жить в моём доме.

– Это как-то связано с… тем, что произошло? – догадываюсь я.

– Это связано с тем, что чуть было не произошло. Это ошибка, Маш. Мы не можем…

– Ошибка? – мой голос кажется мне визгливым и громким. – То, что вы целовали меня, ошибка? Или то, что вы хотели меня целовать? Или то, что вы были совсем не прочь продолжить..?

– Да, Маш, да, ты это хочешь услышать? Всё это… неправильно. О-шиб-ка! Понимаешь?

– Я люблю вас, Павел Александрович… – говорю тихо, чувствуя, как горячие дорожки слёз сбегают по щекам и встречаются на подбородке.

– Маш, не говори глупостей! – он закатывает глаза. – Какая любовь?! Ты меня абсолютно не знаешь, как и я тебя. То, что мужчина увлёкся молоденькой жиличкой, это нормальное явление. Но кроме физического влечения есть ещё очень много разных аспектов, в том числе, моральные принципы. И мои принципы не позволяют мне завести подобного рода интрижку!

– Где же были ваши принципы, когда вы едва ли не пытались меня сожрать?

– Оступился. Говорю же, просто ошибка, которая больше не повторится. Понимаешь, Маш? Просто нельзя больше допускать подобное, поэтому ты должна одеться, и я отвезу тебя в приличный гостевой дом.

– А что мне делать? Что мне делать с моими чувствами?! – кричу несдержанно, размазывая по лицу потоки слёз.

– Да нет никаких чувств, Маш. Ты всё придумала. Вообразила себе роман, которого нет и быть не может. – его голос звучит приглушённо, обессиленно. – Маш, тебе восемнадцать лет, мне – сорок три. Я гожусь тебе в отцы. У меня есть дочь, Маш, на десять лет тебя младше. И стоит мне лишь на мгновение представить, что такой же старик будет однажды её целовать, желать большего, отчаянно желать, Маш, как мне хочется хорошенько наподдать самому себе.

– Но вы же совсем не старый, – вяло возражаю я. – И потом, мне всё равно, сколько вам лет. Разве можно приказать чувствам?

– Да услышь ты меня, Машенька! Ты всё придумала! Какие чувства тут могут быть? – Он показывает рукой на себя. – Не выдумывай. И не принимай на свой счёт. Ты – очень милая, умная девочка. Такая, что устоять практически невозможно. Но быть взрослым – это, в первую очередь, умение принимать решения и нести ответственность.