Первый, моложе остальных, отстегнул от пояса кинжал. Она стояла и глядела на него, все еще держась спокойно, как женщина, слушающая историю в семейном кругу у очага. Руна пела и вопила, копье горело огнем в темноте. Он, ухмыляясь, оглянулся на других, ища одобрения. Когда он вновь повернулся к ней, у него не стало половины щеки – одним движением она выхватила меч из соломы и отсекла ему челюсть.
Остальным понадобилось мгновение, чтобы понять, что происходит. Но лишних мгновений у них не было. Она пронзила мечом следующего воина, так что клинок, вспоров кольчугу, наполовину вошел ему в живот. Оставшийся выпрыгнул из дома, пытаясь выиграть время, чтобы достать свой меч. У него замерзли руки, он был ошеломлен, напуган и тем не менее успел нащупать рукоять меча. Однако у нее было копье – оружие, воплощавшее ее руну. Она атаковала, воин отпрыгнул назад, оступился, и копье прошло мимо. Он вскочил на коня и с такой силой всадил каблуки в бока животного, что оно помчалось вперед как ошпаренное. Она снова метнула копье и промахнулась, попав вместо этого коню в зад. Испуганный конь вскинулся и сбросил всадника головой в снег. Тот тяжело упал на землю, даже не выбросив перед собой руки, чтобы смягчить падение.
Фрейдис посмотрела на свои руки, по-прежнему державшие копье. Ни разу не выпустив его из рук, она просто мысленно посылала вперед свою руну. Затем она подошла к мужчине. Тот смотрел на нее снизу вверх, в его глазах плескалась паника. Она толкнула его копьем, но он не шевельнулся. Очевидно, что-то сломал – может быть, шею. Вокруг было темно и очень холодно. Где-то рядом могли быть и другие, но она так не думала. Через дверь для скота она завела коней в дом и сняла одежду с тел. Снаружи послышался стон лежащего воина, его голос был влажным от крови. Когда настанет ночь, он утихнет.
За месяцы скитаний в лесах ее одежда сильно истрепалась. Приятно было надеть теплый стеганый норманнский гамбезон. Лишь у немногих норманнов были настоящие кольчуги, в основном они носили толстые куртки, которые сами по себе могли служить защитой. Достаточно большой, чтобы она могла надеть его поверх собственного поддоспешника, смазанный жиром от промокания и очень теплый, гамбезон теперь будет спасать ее от холода. Она подкрепилась из запасов еды, которые нашла у норманнов, – хороший хлеб, сыр, копченая ветчина, куриные ножки и грудки. Это была изобильная страна, и они брали здесь все, что хотели.
Закутавшись в норманнские плащи, Фрейдис ела и думала, насколько легко она могла бы быть их союзником. В Новгороде она встречалась с норманнами – настойчивыми, беспокойными людьми, которые говорили, что английский король болен и трон обещан их властителю. Они направлялись домой, в Нормандию, с дарами герцогу Вильгельму – редкими пряностями, богатыми уборами и рабами – в надежде, что их щедрость будет вознаграждена и они получат в дар з'eмли в новой стране.
Норманны были любопытны, как и ее соотечественники, некоторые даже неплохо говорили по-норвежски, но во многом очень отличались от них. В них было больше галльского, меньше гибкости и покладистости. Эти люди никогда не сомневались в своей правоте и стремились учить мир, а не учиться у него. Их рассказы были захватывающими, и они с уважением слушали ее истории, но всегда говорили, что ей следует делать и как поступил бы в этой ситуации норманн. «Это же так просто», – улыбались они. Она восхищалась их самоуверенностью, хотя, если честно, эта их черта не раз вызывала у нее желание швырнуть их в море. Так что она вполне могла бы оказаться при дворе Вильгельма и после нападения на Англию быть с победителями на юге, а не с побежденными на севере. Она даже могла зарабатывать воинской службой и делить добычу с воинами, чьи тела лежали теперь снаружи на снегу.
Но нет. Фрейдис вонзила зубы в ломоть хлеба. Где-то там, в лесах, ее звал волк. Утром она пойдет на этот зов.
Глава одиннадцатая
Мальчишка был отвратительным поваром, а если и не был, то норманны сделали его таким. Он дрожал и вертелся около огня, поджаривая мясо в фермерском доме, и Жируа решил, что слишком уж сильно он хочет согреться. Все двадцать норманнов набились в барак, и каждый из них в свете костра казался сущим дьяволом.
– Убирайся от огня, парень. Мясо надо проверять часто, но не все время, как ты это делаешь.
Он пнул мальчишку, пытаясь отпихнуть его от огня. Ноги пленника были связаны, и он тяжело упал на зад. Роберт, раззадорившись, продолжал пинать его в живот.
– Ты убьешь мальчишку, – сказал Луис. Рука его, опухшая и почерневшая от кровоподтека, нестерпимо болела. Он сглотнул и постарался не обращать на это внимания.
– Ты прав, я так сделаю, – сказал Жируа. – В конце концов, за этим мы сюда и пришли.
Его норвежский был примитивен и груб для рыцаря – одного из тех, кто не унаследовал, а скорее заслужил свой титул при Гастингсе. «Через поколение, – подумал Луис, – его дети будут говорить, как придворные. А что будет через десять поколений? Может, даже настоящий королевский двор?»