Жар огня словно воскресил ее из мертвых, дав чувство такого успокоения и расслабленности, каких она еще в жизни не испытывала. Казалось, что от тепла растаял жесткий каркас контроля и сосредоточенности, вмерзший в нее за эти два дня на открытом пространстве, и теперь все ее тело сотрясалось и вздрагивало, наконец-то спрятавшись от леденящего ветра и снега.
Если бы она ждала пищи, то была бы разочарована. Ее здесь не было. Как не было для нее ни одного приветливого, доброго слова. В пещере сидели семь человек – один мужчина, четыре женщины и двое маленьких детей шести-семи лет. Все они повернули к ней лица с впалыми щеками и широко раскрытыми глазами. Долгое время, пока Тола лежала у огня, согреваясь и обсушивая одежду, от которой шел пар, никто не говорил ни слова. Ее правая рука обрела чувствительность, но левая, покрытая волдырями, все еще была онемевшей. Все ее конечности ныли, а потом боль стала такой нестерпимой, что ей пришлось отползти к стене.
– Девушка, не согревайся слишком быстро, а то расколешься – так говорят, – сказал коротышка.
Через какое-то время боль утихла и она снова почувствовала холод – на этот раз терпимый, не тот неистовый холод гор и ледяной ветер, которые уничтожают все человеческое, личное и низводят людей до живого на данный момент существа.
Здесь не с кем было поговорить, не было мудрой женщины, чтобы посоветоваться. По меньшей мере две из женщин были чужестранками – похоже, они пришли с викингами с севера. Их окружало эхо отдаленных мест, запах странной еды, необычные движения языка создавали странные маслянистые звуки речи; она ощущала их отчужденность. Возможно, они пришли с Харальдом Суровым и были оставлены здесь, когда его корабли отплыли домой. У одной был черный, как гнилое яблоко, глаз. Похоже, рабыни. Известно, что северных женщин бить опасно – они умели давать сдачи.
Седрик, что жил выше их по склону, был женат на северянке Дрифе, чей отец пришел вместе с Кнудом. Однажды Седрик побил ее, а ночью, пока он спал, она подступила к нему с заступом. Когда он пожаловался ее отцу, что жена отказывается подчиняться ему, отец возразил, сказав, что нужно было побить ее как следует. «Что значит как следует?» – спросил Седрик. Тогда ее братья вытащили его наружу и показали, что значит «как следует».
Забывшись от воспоминаний, Тола даже рассмеялась. А потом опомнилась, подумав, что Седрик, скорее всего, убит, и Дрифа тоже, и ее отец, и все их крепкие, бойкие сыновья тоже умерли. Все эти забавные истории, бедствия, скука, радости и любовь, которые были в их жизни, существовали теперь только в памяти друзей.
У огня разговаривали Исамар и коротышка. Она подошла и села рядом. Обитатели пещеры следили за ней глазами, но никто и слова не проронил.
– Завтра мы отправляемся, – говорил коротышка. – С рассветом двинем на восток, до первого укрытия, случись оно через час или, прости Господи, на закате. Идти надо будет медленно и осторожно. Лучше медленно, но верно, чем быстро попасть в руки врагам.
Он бросил взгляд на Толу, и она почувствовала его раздражение – мурашки побежали по спине. Ему не нравилось, что она слушает, – не потому что это было тайной, а потому что ее присутствие означало, что она может иметь какое-то мнение по этому поводу. Для него она была товаром, который нужно доставить. Но она не придала значения его злости.
– На востоке тоже война?
Он не удостоил ее ответом.
– Нам нужно на восток, – это было все, что она услышала от Исамара.
Люди, к которым она попала, не рассчитывали одолеть норманнов. Их было меньше десятка – достаточно молодых и крепких, но плохо вооруженных и полуголодных. В качестве оружия у них имелись только дубины и сельские орудия, хотя у коротышки был длинный нож. Их всех мог победить один норманнский всадник.
Толе было не очень понятно, что происходит, но она решила, что лучше ни о чем не спрашивать. По тому, как относились к ней люди в пещере, она мало что понимала. Некоторые ее едва замечали.
От двоих исходили знакомый жар и похоть, от остальных же – почти ничего. Тола сомневалась, что Исамар объяснил им, зачем он ее сюда привел.
Когда один из мужчин направился к ней, коротышка тут же повернулся к нему:
– Не тронь ее. Она поможет нам выбраться из этого месива. Выбери какую-нибудь другую.
Мужчина фыркнул. Потом указал на женщину, присматривающую за детьми.
– Ты, – коротко сказал он.
Она, не споря, пошла за ним в дальнюю часть пещеры. Наверное, душа этой женщины заледенела, словно внутри поселился пронизывающий холодный ветер. Она отъединилась от всего, что с ней происходило. И стала рабыней, хотя, судя по одежде, была свободной женщиной.
– Не смотри так, – сухо произнес коротышка. – Она продала себя и детей нам в рабы, чтобы спастись. Это справедливая плата за все, что нам приходится переносить.
Тола бросила взгляд на Исамара, но он отвел глаза. Больше у нее не было иллюзий. Она была пленницей.
Глава десятая