— Со мной хотят подписать контракт на год, — продолжала вдалбливать меня в счастье мать. — Он предусматривает собой полностью оплачиваемые расходы на моё содержание: медицинская страховка, номер в отеле, питание, досуг плюс заработная плата. Сразу после подписания договора мне выдадут на руки приличный аванс, чтобы я смогла подготовиться к переезду.
— Классно, — шокировано заулыбалась я. — Это классно. Когда выезжаем? — спросила я, и перед моими глазами мгновенно всплыла наша волонтерская работа в Серенгети[6]
. Моя мать всегда была энергичным деятелем, из-за чего нас регулярно бросало из стороны в сторону. Два года назад мы отправились в Серенгети, и всё моё лето прошло под палящим солнцем Африки, в веселой компании гепардов и каракалов. Крутой опыт, за исключением того, что я до сих пор с содроганием вспоминаю, как с меня слоями слазила обгоревшая кожа.— Они не готовы оплачивать расходы родственников. Поехать может только участник.
Мой карандаш, прежде неритмично выстукивающий по ладони, повис в воздухе.
2. Маленький и уютный мир
Стоя у стойки регистрации в Гатвике[7]
, я совершенно ни о чем не думала. За сутки перед этим я перерабатывала мысль о лимоне и лимонаде — если жизнь подбросила тебе лимон, сделай из него лимонад — и пришла к выводу, что я тот еще блендер и наверняка сотру этот цитрус так виртуозно, что от него даже мякоти не останется. Однако от этого легче не стало.Естественно мама говорила о том, что откажется от этого проекта, и естественно я убеждала её в том, что её отказ — полное безумие. Пять месяцев назад, в рамках международного проекта «Невидимая сила», мы совместно приняли решение подать заявку на её участие в проекте по обмену художниками между двадцатью странами мира. Выиграть в подобном мероприятии с заоблачным конкурсом в сто два кандидата на место — это всё равно, что сорвать джек-пот. Не то, чтобы я не верила в нашу победу и тем более в материнский талант — я скорее не ожидала, что всё обернётся таким образом. Вернее сказать — я не обдумала последствия. И вот, после получасового уговора с обоснованными выводами, я убедила Лису Метс на подписание контракта, хотя была абсолютно уверена в том, что мои уговоры — это всего лишь формальность, без которой нам обеим было бы сложно в дальнейшем общаться друг с другом. Что-то мне подсказывало, что у нас было два пути развития событий: либо я поддерживаю мать, как делала это всякий раз во всех её заварушках, и мы не беспокоимся о благосостоянии друг друга, либо я несвоевременно начинаю проявлять несвойственный мне подростковый максимализм, после чего мы всё равно разлетаемся в разные концы света, но делаем это на плохой ноте, из-за чего на протяжении последующего года мучаемся мыслями друг о друге. На протяжении года! Целого года! Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно — выпасть из устоявшейся жизни на год, чтобы затем вернуться обратно.
За прошедшую неделю мы успели сделать всё, что обычно успевают сделать две взбудораженные курицы, носящиеся по вольеру в поисках своих яиц. Укладка вещей, решение проблем с ЖКХ, покупка дорожных сумок, сбор документов, лазерная эпиляция, возвращение долгов, масштабное обновление гардеробов из выделенных проектом денег — и это только верхушка айсберга, о который мне больше никогда не хочется биться своим многострадальным мизинцем.
Три последних дня солнце заливало Восточный Суссекс, так что, отчасти из-за резко испортившейся вчера погоды, моё настроение сегодня не было выше отметки «стабильно параллельное». Забрав свой паспорт у регистратора, я подошла к матери, у которой посадка заканчивалась уже через двадцать минут. Я была рада за нее всем сердцем, честно, но я совершенно не радовалась своим перспективам. Вернее их отсутствию.
— Я тебя люблю, дорогая, — улыбаясь, уже стоя у выхода на посадку, выдохнула мама.
— И я тебя люблю, — попыталась улыбнуться я.
— Думаешь, я правильно поступаю?
— Я думаю, что мы правильно поступаем. Мы вместе.
— Забавно, но ты всегда была взрослее меня, — сконфуженно улыбнулась Лиса. Она всегда мне говорила о том, что я старше своего возраста, но она говорила это всерьёз, а не как большинство мамаш-наседок, которые говорят своим детям о том, что они уже взрослые, лишь для того, чтобы малолетки воображали из себя невесть что.
— Забавно то, что ты всегда хотела жить в Нью-Йорке, а будешь жить в Нью-Дели, — улыбнулась я, разведя руки в карманах своей распахнутой куртки. — Тебе пора. До окончания посадки осталось меньше десяти минут.
— Ты мой рассвет, — продолжительно провела рукой по моей щеке мама, и на ее правом запястье оголилась миниатюрная татуировка, изображающая зарю, подписанную витиеватыми буквами, складывающимися в слово «Рассвет». — Будь на связи, — уже обнимая меня, попросила она, и в этот момент я всем своим существом почувствовала её искреннюю благодарность за моё понимание, которое было слишком натянутым. О чем, впрочем, знала только я.