Песнь жизни

У Маликона тоже закаменело лицо и судорожно сжались кулаки от этой картины. Но отвращения к двуликому пацану, как ни странно, больше не было, потому что едва слышимый Зов неожиданно больно ударил и по его истерзанным нервам. Бездна знает, отчего, но он неожиданно поймал себя на том, что сам едва не качнулся навстречу. Что тоже, подобно беспамятному собрату, ХОЧЕТ этого. Желает подойти ближе, коснуться и выяснить, каким образом у Белика получается разжигать чужую кровь, заставлять ее вспыхивать жарким огнем и вызывать весьма нескромные мысли. Странные, необъяснимые, пугающие, смешанные с искренним непониманием, растерянностью и каким-то ревнивым беспокойством.

Что это? Что с нами? Почему я не могу отвести от него глаз? Что за магия в этом лице, в этом голосе? Что за сила, если на каждое слово сердце словно сходит с ума и рвется наружу? Мальчишка… всего лишь жалкий человеческий мальчишка. Нет, полукровка! Презренный и дерзкий, которого в другое время убили бы на месте! Но его глаза… эти удивительно крупные голубые глаза… Торк! Я больше НЕ МОГУ от них отвернуться!!!

Аззар и Атталис, которых тоже пробрало до самых печенок, намертво сжали зубы, вцепившись в собрата, как в единственную опору в этом мире, и тщетно пытались устоять перед неимоверно мощным Зовом. Но, как ни старались, не могли отвести странно изменившихся взглядов от склонившегося над самым лицом сородича пацана. Так и застыли – напряженные, взмокшие от непривычных усилий, смятенные и полностью растерянные, но уже стремительно поддающиеся внутреннему очарованию Гончей.

А Белка медленно выдыхала насыщенный магией воздух в чужое лицо, заставляя постепенно приходящего в себя Темного жадно вбирать этот щедрый дар.

– Линнувиэль лерре Л'аэртэ! – вдруг властно произнесла Гончая, одновременно отстраняясь, и в этот момент эльф широко распахнул глаза. Он непонимающе моргнул, еще не до конца осознав случившееся. Но почти сразу безошибочно нашел источник чудного голоса, за которым послушно шел из кромешного мрака, и закономерно уперся в два бездонных голубых колодца. На мгновение замер, смутно узнавая, но уже не в силах устоять перед магией древних рун. Затрепетал, словно попавший в сеть мотылек, жадно вдохнул изумительный аромат эльфийского меда, который стал совершенно реальным. И, едва в глубине ее глаз загорелись призывные изумрудные огни, вдруг потерял голову – неожиданно рванулся навстречу всем телом, жестоко выворачивая суставы и грозя разметать неуклюжие препятствия по разные стороны света.

– Держите!! – рявкнул Таррэн, наваливаясь сбоку.

Перворожденные дружно прижали бьющегося в судорогах собрата, но тот словно не заметил – все рвался и рвался на волю. Туда, на умопомрачительный запах и нежный зовущий голос, которому невозможно было противиться. На знакомый голос, на который невозможно не откликнуться. Он еще не совсем понимал, кто он и где находится, но страшная магия рун Подчинения вынуждала стремиться навстречу, позабыв обо всем остальном. Темным эльфам пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать сильное тело на месте и не позволить ему коснуться Гончей, но Хранитель не собирался сдаваться – ее зов был сильнее чужих потуг, сильнее боли в истерзанных суставах, сильнее судорог в сведенных мышцах, сильнее страха смерти. И гораздо сильнее самой смерти, потому что противиться этим чарам Ледяная Богиня никак не могла – зеленые глаза странного существа, в котором так мало осталось от человека, хорошо умели гасить ее холод. Ведь именно для этого они когда-то и создавались.

И Линнувиэль, чувствуя в этот момент, что только в них его единственное спасение, ни за что в жизни не оторвал бы от них взгляда.

– Держите!!

– Он… слишком силен… – выдавил Корвин, изо всех сил наваливаясь на мечущегося собрата. – Аззар, Атталис… вместе!

– Держу!! Маликон, еще!!

– Сейчас… только бы магией не шарахнул!

– Не должен – он ослаб.

– Ослаб?!!

Но тут Белка опомнилась и бережно провела кончиками пальцев по щеке взбунтовавшегося Хранителя.

– Тихо, друг мой, тихо. Все хорошо, успокойся.

Она снова наклонилась, позволив ненадолго заглянуть себе в душу, и Линнувиэль послушно затих. Замер, тяжело дыша, широко раздувая красиво вылепленные ноздри, но прекратив всякое сопротивление. Лежал на земле, заваленный телами друзей и обоих немаленьких мимикров, видел лишь ее ярко зеленые глаза и понимал, что не забудет их до конца своих дней. Но все равно смотрел, смотрел…

– Белик…

– Вот и славно, – печально улыбнулась Белка, и одурманенный эльф открыто улыбнулся в ответ. – Он – мой. Таррэн, давай, пока есть время.