Песни

Я спел в начале семидесятых годов песню, в которой говорилось, что я прожил в этой стране жизнь, только чью — не пойму. Я знал, на что иду. Ведь в этой песне я эмиграцию поддержал. Спел эту песню у себя в Ленпроекте, а на следующий день меня вызвали в отдел кадров. Там сидел человек, типичный такой, с внимательным взглядом. Он что-то мне говорил, неважно что — все уже было решено заранее. А решено было меня не трогать. Я остался работать на своем месте, но концертов мне больше не давали.

Конечно, напрямую мне никто ничего не запрещал. Но то в зале перед моим выступлением труба лопалась. То я три часа летел на самолете на свой концерт, а там ключ от зала не могли найти. Словом, я все понял. Спокойненько так все было обтяпано, культурненько. И пожаловаться не на что. Изредка попеть все же давали, так, в глуши где-нибудь. Чтобы не делать из меня в глазах народа мученика, чтобы не плодить в стране диссидентские настроения.

22 марта 1994, Санкт-Петербург

Псков

Помнишь этот город, вписанный в квадратик неба,
Как белый островок на синем,
И странные углы косые?..
Жаль одно, что я там был тогда, как будто не был.

Помнишь церковь, что легко взбежала на пригорок

И улеглась на нём свободно,
Отбросив руку с колокольней,
Как лежал бы человек, спокойно глядя в небо.

Ветерок относит тени и друзей, и женщин, —

Что ж, разве это не прекрасно,
Что верить до конца опасно…
Неужели ты чего-нибудь другого хочешь.

Две свечи в ногах, а сами станут в изголовье.

Вот фотография… прекрасно,
И время над тобой не властно.
Слава богу, та, с косою, нас ещё не ловит.

Стены этих храмов по глаза укрылись в землю.

И добрые седые брови,
И в жёлтых бородах — улыбки…
Неужели ты в ответ не хочешь улыбнуться?

Камни нас в лицо узнают и запомнят камни.

Ну, разве нам с тобой не ясно,
Что всё устроено прекрасно…
Лица их в морщинах, тяжкие тела их — помни.

Так лежал бы человек, спокойно глядя в небо…

9-12 декабря 1967