Песни Беттанорексов

Хэль не могла не согласиться с мужчиной: Халлэ в поместье любили все, кроме Иланэ и ее шайки. Она дружила с парнями, не позволяя им к себе прикасаться, дружила с девушками – если они умели держать язык за зубами; старших уважала всех без исключения; любила возиться с малышней – Хэль, относясь именно к этой категории, вызывала у нее какое-то особенное теплое чувство. Девочка подозревала, что как раз из-за все того же цвета волос, из-за которого ее невзлюбила Иланэ. То, что девушка могла ее еще и элементарно жалеть, Хэль в голову не приходило вовсе.

Халлэ отнесли в их комнату и положили на живот, на ее циновку. Благодаря приказу Кагеса девочка теперь могла весь день провести рядом с подругой, и теперь сидела рядом, не прекращая гладить ее длинные шелковистые волосы цвета вороньего крыла. Пришла Калесанда – домоправительница и старшая над всеми слугами в поместье, и поставила рядом с Халлэ баночку с целебной мазью. Покачав неодобрительно головой при виде неподвижной девушки, она пробормотала что-то похожее на «Допрыгалась» и ушла, предварительно убедившись, что Хэль знает, как обращаться с лекарством.

Девочка помощи была несказанно рада – мазь, стоящая больших денег, должна очень быстро поставить Халлэ на ноги.

– Хэль, – тихо прошептала девушка, когда убедилась, что рядом никого нет, – принеси чего-нибудь поесть. Только чтобы никто не заметил, ладно?

Просьба остаться незаметной была не лишена смысла – остальным не следует знать, что девушка после всего чувствует себя не так уж и плохо. Она слишком артистично сыграла свою роль у столба, чтобы разбить образ из-за такой глупости, как здоровый аппетит.

Хэль облегченно рассмеялась – Халлэ смогла на некоторое время обмануть своим бедственным видом даже ее. Девочка зря переживала, а значит, и сегодняшняя ночь пройдет также, как и предыдущие.

Соблюдая все меры предосторожности, она спустилась в кладовую при кухне и торопливо набросала за пазуху первое, что под руку попадется. Попались сыр и кусок копченого мяса, а по пути назад Хэль еще и стащила с подноса крупный апельсин. Горка клубники, что лежала рядом, была бы предпочтительнее, но девочка со вздохом проигнорировала ее – после нее на светлом платье останутся слишком яркие пятна.

Халлэ не стала есть все в одиночку и поделилась с подопечной. Ели в тишине. И Хэль не могла не замечать тех быстрых осторожных взглядов, которые девушка бросала на ее лицо.

– Ты знаешь, почему моя шасса-барса отличается от остальных? – тихо спросила Халлэ.

Хэль пожала плечами, дожевывая дольку апельсина.

– Я из тех, кого-склонила-сталь. Взятая в плен. Твои родители были просто свободными, крестьянами, а я – из семьи воина. Наш род звался Эррари. Теперь его больше нет...

Даже если бы Хэль и могла говорить, она бы все равно не промолвила ни слова: Халлэ впервые за четыре года говорила о своем прошлом. Говорила, находясь далеко-далеко, голосом, который больше походил на эхо минувших дней.

– Мне тогда тринадцать было. Нанесли положенную моему возрасту шасса-барса и сразу же продали сюда. Я не плакала, веришь? Ну, из-за масла даррака...

Нечем было уже плакать, – на этом месте девушка печально улыбнулась. – А ты плакала вчера?

Хэль отрицательно мотнула головой, но так просто подругу провести было нельзя.

– Врушка! – Халлэ со смехом обняла девочку и прижала к себе.

Хэль сопротивлялась, но только для виду. Она была счастлива, что с лица Халлэ исчезло это выражение безнадежной тоски.

Вечером вернулись соседки по комнате – шаресски с южной части архипелага. От остальных их отличали более темная кожа и склочный характер, с которым было непросто сладить даже Халлэ. Но они никогда не трогали Хэль, и уже только из-за этого девушка готова была их терпеть.

У южанок было еще одно положительное качество: не сплетничали о друзьях. Вечером, с окончанием дневных забот, они могли все уши прожужжать о том, что видели на рынке (их часто посылали в город за покупками), сколько проиграли и сколько выиграли в кости знакомые стражники, за какой красавицей бегают все местные парни или наоборот, почему хромает домоправительница из соседнего поместья, и о многом, многом другом. Но за пределами своей комнаты лишь единицы могли услышать то же, что и Хэль с Халлэ, девочка часто сравнивала их южный выговор с птичьим щебетом, и уже не раз под него засыпала, чтобы увидеть во сне пропущенные сцены из повседневной жизни.

Первое, что сделали южанки по возвращению, так это проверили состояние здоровья Халлэ. Старшая из них, неодобрительно цокая, взяла оставленную Калесандой мазь и еще раз смазала спину девушки.

– Молись, чтобы завтра тебя не выгнали в поле, – сказала она, вытирая руки. – Господин Кагес сильно недоволен. Целитель содрал с него слишком большую сумму за лечение носа Креввы.

– Поделом ей, – огрызнулась Халлэ.

– Поделом будет тебе, когда солнце свалит тебя с ног, а раны загноятся.

– Переживу.

Южанки обменялись осуждающими взглядами и легли на свои циновки.