ПЕСНИ ГИПЕРИОНА

— Я буду очень признательна, если через две недели вы позволите Рахили и всем прочим телепортироваться сюда. Если захотят, они могут взять корабль Консула и спуститься на нем. Мы будем ждать их в полдень у могилы дядюшки Мартина. Они здесь желанные гости. А через два года всякий, кто в состоянии телепортироваться сюда сам, сможет в течение месяца гулять по Земле. Но не дольше. И никаких построек — ни домов, ни городов, ни дорог, ни заборов. Два года… — Она улыбнулась, глядя на меня: — Я разработала с тиграми, львами и медведями кое-какие планы. Еще несколько лет — и здесь начнется что-то очень интересное. Но эти два года Земля принадлежит нам — Раулю и мне. Истинный Глас Древа, не будете ли вы так любезны, возвращаясь на корабль, установить огромный знак «ВХОД ВОСПРЕЩЕН»?

— Непременно, — кивнул тамплиер и направился к башне готовить эргов к взлету.

Мы устроились на ковре. Я крепко обнял Энею. Теперь я еще долго не разомкну объятий. Один год, одиннадцать месяцев, неделя и шесть часов для того, кто этого хочет, могут стать вечностью. Вечностью может стать и день. И даже час.

Отец де Сойя благословил нас.

— Я могу чем-нибудь помочь вам? — спросил он. — Если надо, я мог бы переправить вам на Старую Землю какие-либо припасы.

Я покачал головой:

— Спасибо, отец. Все, что нужно, у нас с собой — лагерное снаряжение, корабельная аптечка, надувной плот, ружье. Я ведь недаром был проводником у охотников на Гиперионе.

— У меня есть одна просьба, — оживилась Энея. В уголке рта у нее угнездилась озорная ямочка, как всякий раз, когда она затевала очередную шалость.

— Что угодно, — улыбнулся отец де Сойя.

— Если бы вы вернулись где-нибудь через год… Мне может понадобиться хорошая акушерка. У вас как раз хватит времени заполнить пробелы в своем образовании.

Отец де Сойя побледнел, хотел было что-то сказать, потом передумал и мрачно кивнул.

— Я шучу, — рассмеялась Энея, взяв его за руку. — Дорже Пхамо и Дем Лоа уже согласились телепортироваться сюда, если понадобится. — Она оглянулась на меня. — А они понадобятся.

Святой отец вздохнул, возложил ладонь на голову Энеи в прощальном благословении и медленно двинулся прочь по городской плите. Мы смотрели ему вслед, пока он не скрылся в сумерках.

— А что станет с его Церковью? — тихонько спросил я у Энеи.

Она покачала головой.

— Что бы с ней ни стало, у нее появился шанс начать сначала… вновь открыть свою душу. — Энея улыбнулась мне, глядя через плечо. — И у нас — тоже.

У меня отчаянно колотилось сердце, но я все-таки нашел силы заговорить:

— Детка!

Энея повернула голову, прижавшись щекой к моей груди, и выжидательно посмотрела на меня.

— Мальчик или девочка? Я ведь так и не спросил.

— О чем ты? — удивленно переспросила Энея.

— Ну, о том, зачем тебе где-то через год понадобятся Громомечущая Мать-свинья и Дем Лоа… — выдавил я. — У нас будет мальчик или девочка?

— А-а-а, — наконец-то поняла Энея. Отвернувшись, она прислонилась ко мне спиной и пристроила голову у меня под подбородком. — Не знаю, Рауль. Правда, не знаю. Это единственный отрезок моей жизни, в который я всегда избегала заглядывать. Все, что случится дальше, для меня не новость. Ну… знаю, что у нас родится здоровый ребенок и что покинуть дитя… и тебя… будет для меня труднее всего… куда труднее, чем позволить схватить себя в соборе Святого Петра и отправиться в лапы Инквизиции. А еще я знаю, что, когда мы снова будем вместе на Тянь-Шане — в моем будущем и твоем прошлом — и я буду страдать, потому что не смогу рассказать тебе о том, что у нас было, меня будет утешать одно: здесь, в этом будущем, наш ребенок жив и здоров и его воспитываешь ты. И я знаю, ты никогда не позволишь ему забыть, кем я была и как сильно любила вас обоих.

Она глубоко вздохнула.

— Но что до того, мальчик у нас родится или девочка и как мы назовем ребенка… Даже не представляю, милый. Я решила не заглядывать в это время, в наше с тобой время, а просто прожить его — день за днем. Сейчас я так же слепа, как и ты.

Я обнял ее и крепко прижал к груди.

Тут послышалось смущенное покашливание, и, оглянувшись, мы поняли, что А.Беттик все еще стоит рядом с ковром-самолетом.

— Старый друг, — схватила его за руку Энея, — ты что-то хотел сказать?

Андроид покачал головой, но все-таки спросил:

— Вы когда-нибудь читали сонет своего отца «Гомеру», мадемуазель Энея?

Сосредоточенно нахмурившись, моя единственная задумалась, потом сказала:

— По-моему, читала, но не помню.

— Возможно, в строфах этого сонета — ответ месье Эндимиону о будущем Церкви отца де Сойи, — сказал синекожий человек. — И на остальные вопросы — тоже. Вы позволите?

— Пожалуйста, — кивнула Энея. Я почувствовал, что она — как и я — ждет не дождется, когда мы от всех улетим и останемся одни. Я искренне надеялся, что цитата окажется не слишком длинной. Андроид прочел:

Прибрежья мрака озаряет свет,
Травой несмятой манит крутизна,
И в полночь утро набирает цвет,
Тройная зоркость слепоте дана…[127]