Дуэль продолжилась в личном обмене посланиями. Один создавал паутину из слов, живописал предмет средствами языка, другой задействовал программы, позволяющие изображению ожить. Две стихии устремлялись навстречу друг другу, и уже было не разобрать — конкурируют ли они, работают ли в унисон… Дай волю, они бы до бесконечности лили друг на друга слова и компьютерные картинки. Но вот уже отправлен финальный фрагмент и получено встречное послание, где фигура, давно жившая своей жизнью, вдруг заговорила. Сымитированный непонятным способом голос (тембр был резковатый, как в подростковом возрасте) произносил два имени: «Женя» и «Сева», и эта деталь завершила создание образа. Иллюзия жизни получилась полная, так что пора было, наверное, ломать шпагу — проигрывать надо с достоинством.
Только чутье подсказывало: в этой игре победителей нет, любая победа — пиррова. Соперник (собрат по несчастью?) думал, вероятно, схожим образом, иначе имя произносили бы одно, и понятно — чье.
Мятлину вдруг сделалось тоскливо, он бы страшно огорчился, если бы Рогов исчез из сетевого эфира, посчитав, что дело сделано. Или то был испуг? Оставаться один на один с тем, что они натворили — было жутковато: иллюзия начинала казаться чем-то более ужасным, чем сама смерть!
Повисла пауза, вроде как дуэлянты переводили дух, оглядывая поле сражения. Они уже забыли, с чего пошла кутерьма, зачем дрались, а главное — дальше-то что?!
Дальше был вопрос:
«Давно был на ее могиле?»
Ответ:
«Давно».
Вопрос:
«Почему? Ты же близко…»
Ответ:
«Ты тоже близко. Во всяком случае, мне так кажется».
Опять пауза, и вновь реплика:
«Когда пойдешь к ней, отнеси на могилу цветы».
«Конечно, отнесу».
«Только не розы и не гвоздики — нужно достать особенные цветы».
«Я даже помню, как они называются».
«И как же?»
«Орхидея-фаленопсис».
Пауза.
«Я тоже помню».
Впоследствии Мятлин удивлялся абсурдному порыву, когда с обеих сторон прорвало плотины, и в образовавшиеся прорехи устремилось то, что ранее тщательно скрывалось. Рогов действительно едва не погиб на своем корабле, но работать дальше на оборону не стал — как и многие светлые головы, эмигрировал. Теперь работал в известной информационной компании, имел кучу денег и двухэтажный дом, напичканный электроникой до такой степени, что домработница не нужна. И жена не нужна, только по иной причине. Он пробовал жить с одной ирландкой, но не срослось. Попробовал с русской, с которой вместе работали — тоже не получилось, а тогда и стараться нет смысла. Он имеет возможность работать столько, сколько душе угодно и когда угодно — даже ночью. Что они иногда и делают с вьетнамским приятелем Кыонгом. Когда-то судьба свела их в советском Таллине, а спустя годы они встретились в Силиконовой долине, что не удивительно. В свое время, болтаясь в холодном море, они мечтали о некой Базе, где могли бы спокойно, отрешившись от нужд скучной жизни, заниматься созданием невиданных конструкций. Так вот База нашлась, и конструкции здесь создаются просто фантастические. Их создают индусы, русские, китайцы, вьетнамцы, жители Штатов и Старого Света и, похоже, чувствуют себя едва ли не солью земли.
Но почему-то иногда накатывает тоска. И хочется улететь в забытый богом городишко, где был завод, карьер и бронированная машина, что ползла по барханам, чтобы плюхнуться в озеро. Где были поломанные часы, что чинились на раз, и мотоциклы, на которых гонял со страшной силой… Нет, мотоцикл есть и сейчас, чоппер «Suzuki boulevard», на нем 250 выжимаешь за полминуты! Но не хочется выжимать, потому что некого сажать на заднее сиденье. Да и не хочется никого сажать.
Поддавшись наваждению, Мятлин тоже писал о брошенных женах, холостяцкой квартире, надоевших поездках за рубеж, о Пряжске, о Клыпе, о встрече с военпредом Деркачом, даже о тетрадке, которую хитростью выцыганили у матушки Рогова. А в финале пространного пассажа зачем-то написал о том, что утратил способность к синестезии.
«Способность к чему?» — попросили уточнить. В другое время Мятлин съехидничал бы, но тут терпеливо разъяснил особенности феномена.
«Понятно, — откликнулся визави. — Я тоже кое-что утратил».
«Ну да? Судя по твоим картинкам, ты только приобретаешь, а не утрачиваешь!» (не удержался-таки от иронии).
«Я теперь уязвим для электричества. Удивительно: в Штатах даже напряжение в два раза меньше — 110 вольт. Но меня недавно так тряхнуло, когда в блок питания полез… Как думаешь, что это значит?»
Мятлин задумался, отстучал:
«Один мой друг сказал: нас наказывает жизнь. Она что-то нам дает, но мы не можем понять — зачем? А если дар не используют, его лучше забрать назад».
Мировая паутина дрожала от напряжения, связывая миллиарды людей, и одной из бесчисленных связей была нить, соединявшая два одиночества, что неожиданно слиплись и боятся отлипать. На время они забыли о том, что были участниками матча с невероятным количеством раундов, и жажду того, чтобы судья встал между ними и поднял руку победителю. Увы, судьи вообще не было. И зрителей в зале не было, их окружала пустота, и тут, хочешь не хочешь, а приходится наводить мосты.