Песни китов

Мятлин бомбардировал ее вопросами, Дарья же посмеиваясь, пригубливала вино. Насчет курицы и яйца она не знает, а вот место в Берлине, где произошла помолвка Франца с Фелицией Брауэр — знает. И бывший отель Askanischen Hof, где спустя несколько месяцев случился разрыв, тоже знает, даже может это место показать.

— Приедете в Берлин — покажу!

— Приехать в Берлин… — Мятлин сделал вид, что задумался. — А как же муж с такой звучной фамилией?

— Как говорят у вас в России — объелся груш. Мы развелись пять лет назад.

В тот момент и возникла уверенность, что все состоится. Если женщина столь легко говорит (а призналась она без малейшего намека на переживание) о разрыве с мужчиной, то она не только свободна — она хочет сближения. Потом была прогулка по вечернему Вышгороду, открытое кафе с видом на Влтаву, одним словом, романтик, который не стоило тут же опошлять постельными делами. Проводив Дарью до отеля, расположенного в Градчанах, Мятлин вернулся в свои апартаменты в Старе Място и тут же завалился спать.

На второй день звучал его доклад о Новом Замке. При всем величии Кафки его сумрачный гений не мог предвидеть появления этого Замка — невидимого и в то же время существующего. Это виртуальный Замок, размытый по поверхности планеты, бегущий по проводам, пронзающий эфир, и имя ему — Мировая паутина. Вы не можете обнаружить хозяина Замка, как не было его и в знаменитом романе. Всплывающие на поверхность Цукербергеры, Касперские и прочие Биллы Гейтсы не в счет, это господа Кламмы, лишь намекающие на принадлежность к власти, но не олицетворяющие ее. Кто же тогда олицетворяет власть? Кто двигает рычагами? Как ни странно, никто, а если точнее, двигает нечто. Этот Замок создали люди, однако то, что в итоге получилось, имеет нечеловеческую природу, что развязывает руки нынешним романистам. Такой жанр, как киберпанк, родился из предощущения тотальной механизации, из предчувствия заката биологического человека. «Матрица» в каком-то смысле выросла из Кафки, хотя ни автор книги, ни братья Вачовски, сделавшие на ее основе популярный кинопродукт, похоже, этого не осознавали…

Месседж вызвал оживление в зале, кто-то даже зааплодировал, однако обсуждение столь экстравагантной, по выражению ведущего, точки зрения было предложено перенести в кулуары.

Усевшись на место, Мятлин выкрутил регулятор громкости наушников, в которых бубнил синхронист, и погрузился в благодатную тишину. По счастью, в зале работал Wi-Fi, он подключился к Сети, чтобы обнаружить мигающую иконку: хочу общения! Открыв страничку, увидел скорбное лицо Жаклин Кеннеди. Похоже, это было фото после убийства супруга-президента (а может, после кончины супруга-миллиардера), то есть Жаки демонстрировала, что не в духе.

«Ты хде?»

«На рабочем заседании».

«А почему молчишь?»

«Так со мной все в порядке».

«Неинтересно — когда в порядке».

«Тебе опять нужен аварийный самолет?!»

«Нужен! Чтоб он загорелся, потом упал, но чтоб ты при этом остался жив».

«А остальные?»

«По барабану остальные, я их не знаю».

«А меня знаешь? Ты же меня никогда не видела».

«Зато я тебя чувствую. Даже догадываюсь о твоих желаниях».

«Да что ты говоришь!»

«Ты наверняка хочешь кого-нибудь трахнуть. Хочешь ведь?!»

«Ну, даешь!»

«Точно хочешь! И есть кого? Там же стопудово одни старые вешалки!»

Мятлин бросил взгляд влево, чтобы увидеть в конце ряда точеный профиль Дарьи. С такого ракурса она выглядела более выигрышно: анфас лицо было грубовато, а тут даже дурацкие черные наушники ее не портили.

«Не все вешалки, есть помоложе».

«Тогда флаг в руки, философ! Плюнь на скукотищу своего заседания, тащи в койку ту, что нравицца!»

Сетевая подружка всегда была, по ее собственному выражению, отмороженной, но тут был важен контекст. Если бы почтенные ученые мужи узнали о содержании переписки, в зале раздался бы возмущенный гул, и на пяти языках (конференция была международной) прозвучало бы единогласное: «Вон!! Изгнать нарушителя конвенции!» Да и Кладезь вряд ли одобрила бы такие вольности…

Когда Мятлин еще раз посмотрел на Дарью, то обнаружил встречный взгляд. Ее губы тронула усмешка, после чего, отвернувшись, она обратила глаза к сцене. «А может, и одобрила бы, — подумалось. — Сама ведь тоже думает, наверное, не о докладах…»

Спустя полчаса выяснилось, что она поддерживает его особую позицию. Фигурант их исследований, в конце концов, тоже стоял наособицу, лишь после смерти сделавшись классиком, а при жизни был изгоем!

Об этом и многом другом говорили, гуляя по старой Праге.

— И Ян Гус занимал особую позицию, верно? — говорил он, стоя перед памятником в центре Староместской площади. — Хотя, говорят, тут не только его — еще кучу народу сожгли?

— Да, в 17-м веке здесь казнили 27 знатных протестантов.

— Тоже за особую позицию?

— Можно сказать и так. Вот эти белые кресты на брусчатке нарисовали в память о них.

— 27 знатных протестантов… — Мятлин внезапно засмеялся. — Почти как 26 бакинских комиссаров!

— Бакинские комиссары? — удивилась Дарья. — Кто это?

Он вскинул брови.

— Мы филонили уроки истории?!