Читаем Песни китов полностью

— Годится… — осклабился тот, после чего замершие обитатели палатки задвигались, тоже выражая одобрение. На завтра его пригласили опять, попросив страшное. Он пересказал «Падение дома Эшеров» Эдгара По, да только палатка старших, похоже, жила другими интересами.

По окончании на физиономии Белого вдруг заиграла сальная ухмылка:

— Видели, как медсестра Лидка за физруком бегает? Вчера на танцах прямо висла на нем, сучка!

— Не светит ей, — скептически отозвался Потап. — Физрук на старшую вожатую глаз положил.

— А я бы засадил этой Лидке! Только не даст же, дура!

Женька одеревенел. Вроде пройдя теоретический курс «науки страсти нежной», на практике он был неопытным юнцом, и ему совсем не хотелось слушать о том, как армяшка Вазген таскается в березняк со столовской раздатчицей. Чем они там занимаются?! Да уж не соловьев, бля, слушают! Бараются они, на весь лес крики слышны!

В тот раз он сбежал, чтобы не поддерживать тему, но спустя пару дней гром таки грянул.

— А про е…лю слабо? — ехидно ухмыльнулся Белый. — Читал, небось, такие книжки? Вижу: читал! А тогда — базлай! — Он заполз под одеяло. — Давай, давай! Хоть вздрочнем, если уж Лидка не дает…

Женькин язык буквально замерз. Да, в запасе был и Боккаччо, и Мопассан, только «сказитель» просто не владел речью, к которой привыкли насельники палатки. Да и Белый, шаривший руками в паху, был так омерзителен…

— Не знаю я ничего такого!

Он вскочил с табуретки и пулей вылетел на воздух, успев услышать взрыв хохота за спиной.

Пришлось отсиживаться в будке лесного поста. Попав во власть игры воображения, он пытался подзывать дятлов, дробно стучавших по стволам, говорить с лисицей, на которую наткнулся однажды, да вот беда — лесная живность шарахалась от него и тут же убегала или улетала. Похоже, лес жил своей жизнью, о которой Женька имел слабое представление. Представление имела Лорка, и если бы та была рядом… Они вообще могли бы навеки поселиться в лесной глуши, в стороне от гнусных людишек. Лорка научила бы его общаться с братьями меньшими, собирать дары леса, и они бы сделались лесными властителями.

Однажды на полянке в березняке он едва не налетел на Вазгена: тот лежал на клетчатом одеяле, какое выдавали пионерам третьего отряда, и обнимал рыжую раздатчицу. Женька тут же шмыгнул за куст. На карачках отполз подальше, потом встал в полный рост, пошагал прочь, — и вдруг остановился. Происходящее за спиной притягивало, настойчиво требуя: вернись и досмотри! Поколебавшись, он решил взобраться на дерево, благо с собой был бинокль. Выше, еще выше, и вот, наконец, удобная развилка, где можно устроиться.

Приложив к глазам бинокль, он разглядел сквозь ветви клетчатое одеяло, полуголого Вазгена и раздатчицу, что возилась с молнией на юбке. Откидывая ее, рыжая тряхнула полной ногой, но тут подул ветер, ветви заколыхались, и картина исчезла. Усмирив дрожь в руках (еще бы!), Женька прильнул к окулярам, чтобы вскоре увидеть волосатую спину, ходившую ходуном. Рыжие локоны были разметаны по одеяльным клеткам, треугольником торчал запрокинутый белый подбородок, а спина двигалась все чаще.

И тут снизу прозвучало:

— Как там, клево бараются?

— Что?! — очнулся Женька.

— Во что! Я спрашиваю: вставил ей армяшка? Расскажи, тебе ж оттуда виднее…

Внизу под деревом торчали Потап и еще парочка ребят из первого отряда. Троица ухмылялась, запрокинув головы, и как-то сразу стало ясно — Женька пропал. Его несостоявшийся рассказ был мельчайшей мелочью в сравнении с этим позором, уж лучше было умереть…

— Как, большой у Вазгена? — похохатывал Потап. — Наверное, с полметра ялда!

— Ты уж приди, расскажи обо всем! — подпевали приятели. — Сам-то подсекать любишь, а рассказывать — не хочешь!

— А потом мы тебе «пять на пять» устроим! Да, пацаны?

— Такому подсекальщику — обязательно!

А Женька выискивал площадку для приземления. Не хотел сползать по стволу, лучше было сигануть подальше, чтобы перелететь через головы и скрыться в лесной чаще.

Он так и сделал. Но отсиживаться в лесу не стал: возвращаться-то придется, а тогда первоотрядники наверняка устроят публичную порку.

Вернувшись в отряд, Женька вытащил из-под койки чемодан, быстро покидал туда содержимое тумбочки. После чего рванул к ограде. Перекинуть чемодан, перелезть самому, и — бегом к автостанции.

7

В начале июня, когда школа закончилась, а впереди, переливаясь всеми цветами радуги, маячили три длиннющих месяца, его заловил во дворе Мурлатый.

— Слышь, шкет… Дело к тебе есть.

— Какое дело?

— Такое… На сто рублей.

Оценивающе оглядев Севку, Мурлатый цвиркнул слюной.

— Хотя не знаю, потянешь или нет?

— Почему не потяну?

— Ты же ссыкун!

— Я ссыкун?!

— Конечно! Почему на махаловки не подписываешься?

— Мне Зема говорит, чтоб драться не ходил…

— Зема говорит! Короче, подходи завтра за столик, базар будет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее