Песни китов

Он не помнил, как добрался до ракетного отсека, чтобы тут же отключиться. Во сне он продолжал кружить по кораблю, двигаясь среди причудливых агрегатов, оружейных установок, и ничуть при этом не боялся. Неожиданно впереди мелькнул и скрылся за дверью белый китель. «Ага!» — сказал себе Рогов, устремляясь вслед. Китель мелькнул еще раз, потом еще, но догнать его обладателя не получалось. Еще бы, этот призрак любой корабль как свои пять пальцев знает, поди догони! И все же Рогов продолжал преследование. Они опускались все ниже, под второе дно, за которым, как ни странно, оказалось следующее дно, и так несколько раз. Наконец, Рогов выбрался в просторный, будто танковый трюм, отсек; здесь-то и можно было прищучить мичмана. Но вместо него Рогов увидел восседающее в центре существо с туловищем Палыча и с головой быка. Минотавр?!

— Он самый! — заколыхалось от утробного смеха существо и протянуло бутылку «Столичной». — Пей! Но дело — разумей!

— Не хочу пить… — бормотал Рогов, отступая. — Так совсем сопьешься, а мне еще систему сдавать…

— Нормально пройдет сдача системы. И вообще это не главное.

— А что же главное?

— Что? А это ты у нее спроси!

— У Аллочки?

— У какой Аллочки?! Глаза-то разуй!

Только теперь Рогов заметил женскую фигуру в углу. Стройная, в легком летнем платье, женщина отделилась от переборки и вдруг закружилась в танце. Платье раскрылось, будто зонтик, волосы разметались, из-за чего лица не было видно, только Рогову этого не требовалось.

— Узнал? — подмигнул Минотавр. Он еще раз протянул Рогову бутылку, пожал плечами и присосался к ней сам.

— Ты, наверное, и танцевать не любишь… — проговорил, добив спиртное. — А я так не откажусь!

Молодецки вскочив, он принялся выделывать «па» вокруг танцующей Ларисы. Лишь она умела так грациозно и одновременно стремительно двигаться; да и стрижка была ее…

Накатило ревнивое чувство, но Рогов, как в свое время на танцплощадке, не мог сдвинуться с места. Внезапно осенило: это Мятлин! Переоделся, хитрец, еще и бригадирское тело сымитировал! Только не выйдет! Приблизившись к танцующим, он схватил Минотавра-Мятлина за край одежды и с силой рванул. Они начали бороться, упали на металлический пол, и Рогов внезапно почувствовал пальцы на лице.

— Да отвали ты! Лариса, Лариса… Нет тут никакой Ларисы!

Перед ним маячила недовольная физиономия Жарского. Из полутьмы выплыли черные дырки РБУ, тельняшка Гусева, серое пятно неба в иллюминаторе…

— Мало того, что притащился под утро, так еще меня лапает! Бром надо пить, понял?!

— Бром?! — тупо спросил Рогов. — При чем тут бром?!

— При том! Прекрасный пол остался на берегу! А мы, считай, выполняем боевую задачу! Далеко ли, кстати, до цели путешествия?

Поднявшись, Жарский взглянул в иллюминатор.

— О, Кронштадт! Подъем, коллеги! Сходим на берег!

Оказалось, воспоминания о Ларисе лежат в памяти ближе, чем хотелось. Корабль, новая должность, маячившие блестящие перспективы — все это было попыткой самоутвердиться в глазах той, кто остался за горизонтом. Конечно, если бы состоялась встреча, он бы много рассказал, даже на подписку о неразглашении плюнул бы. Но когда состоится встреча?

Их последний телефонный разговор получился скомканным. В трубке слышался смех, гомон гостей (Светлана Никитична отмечала именины), но даже когда Лариса перешла к другому аппарату, общение оставалось натянутым.

— Переводят в Кронштадт? Поздравляю.

— С чем?! Это закрытый остров, оттуда, наверное, не вырвешься…

— А ты хочешь?

— Чего?

— Вырываться?

Рогов помолчал.

— Ну да, наверное… То есть хочу, конечно! Но режим есть режим.

— Тогда подчиняйся режиму, — сказала она и повесила трубку.

Еще одно воспоминание догнало, когда приближались к причалу судоремонтного завода — это была их новая база. В доке стояли два летающих корабля, выделявшиеся большими винтами вроде самолетных. Корабль побольше имел три винта; тот, что меньше — два. И хотя на бортах не было ничего, кроме номеров, опытный глаз сразу опознал бы в них «Косатку» и «Дельфина».

— Грехи молодости… — пробормотал Жарский, глядя на проползающие мимо серые корпуса. — О, нас приветствуют!

Стоящий ближе «Дельфин» издал свистящий гудок, вслед за ним загудела (чуть ниже) «Косатка». Рогов прислушивался, гадая: отзовется ли старший в семействе? Или продефилирует мимо в высокомерном молчании? Когда «Кашалот» басовито прогудел младшим собратьям, Жарский засмеялся:

— Натуральная туба! «Косатка» — это саксофон, а «Дельфин» — так, жалкий кларнет!

А Рогову вдруг вспомнились песни китов, в свое время увлекавшие Ларису. Она даже раздобыла где-то записи «песен», коими потчевала Рогова, воспроизводя их на магнитофоне. Странные были звуки, тоскливые и абсолютно непонятные. Они были записаны в глубинах океана учеными, что-то понимавшими, возможно, в этих загадочных протяжных стонах, Рогов же внимал им тупо. Лучше битлов поставила бы, думал, или советскую эстраду. Ну, что это?! Уханье и завывание какое-то, совсем неинтересно…