Песни китов

Оглядываясь, Рогов быстрым шагом направился обратно, залез на сиденье и резко надавил педаль стартера. Не заводится! Раз за разом он давил педаль, боясь взглянуть на дверь, из которой в любой момент могла показаться беда. Мотор, наконец, затарахтел, и Рогов рванул с места так, что грязь фонтаном брызнула из-под колес.

Он мчал по лесной дороге с сумасшедшей скоростью, на поворотах почти касаясь земли. Что там в зеркале заднего обзора? Надо же: «Кашалот»! Откуда он взялся в лесной глуши?!

Рогов прибавил газу, только амфибия не отставала: не умещаясь на узкой грунтовке, она ломала по обочине сосны, будто спички, и, похоже, приближалась. А тогда и пушка не выручит, перед корабельным вооружением она как «поджига» перед пушкой! Он выкручивал ручку до максимума, но когда оглядывался, видел корабль все четче, уже различая в рубке человека в белом кителе. Догоняет, сукин сын!

Вскоре впереди мелькнул просвет. Рогов ожидал, что выскочит на песчаный пляж, а оказался на огромной свалке, по которой бродил — кто бы вы думали? Жарский!

— Эй, ты чего тут делаешь?! — прокричал Рогов, соскакивая с мотоцикла.

— Я? Сторожу этот ад. Мы же договорились: создания наших рук после утилизации попадают в технический ад.

Рогов повернулся к лесу.

— Не до этого сейчас! Там белый мичман!

— Так он тоже здесь сторожем. Вроде как сменщик мой.

Жарский взглянул на часы.

— Кстати, сменщик что-то задерживается…

— Ну да, задерживается! Знаешь, как он меня сейчас по лесу гнал?! Он же корабль захватил!

— Не перегибай палку, Рогов. Он просто ведет «Кашалот» на кладбище, потому что пора.

— Как, и «Кашалоту» пора?! А я думал…

Пробуждение было мгновенным, причем спал он явно не в отсеке. Где? Понимание пришло, когда пытаясь встать, звезданулся головой. Похоже, залез под второе дно. Что не удивляло: накануне крепко поддали гусевской настойки, от которой крышу сносило на раз. Придумал, ботаник хренов, ягоду какую-то в спирт добавлять! А что это за ягода, не сказал, может, волчья, после нее в башке такое творится!

Кажется, о техническом аде, куда попадают после гибели плоды рук человеческих, вчера говорил Жарский. Мол, когда-нибудь и «Кашалот», и танки, наполнявшие трюм, попадут на свалку или пойдут под автоген, а в том мире окажутся в своем аду! А майор Корягин полез в бутылку: не трожь наши «Т-90», лучшие танки в мире! И бабы наши — лучшие в мире! О бабах речь зашла потому, что к военным в гости зачастили молодые женщины из соседней деревни, кажется, тоже принимавшие участие в пьянке. Или женщины были позавчера? Треклятая ягода вытворяла с воображением такое, что выдумка или сон делались ярче и убедительней реальности. Вот с чего вспомнились гигантские крысы, о которых говорил Палыч? Их на «Кашалоте» не видели, а кажется, в дальнем углу, за шпангоутом поблескивают светящиеся глазки. Ну да, стоит, зараза серая, чего-то ждет, и страх холодком по спине, будто за ворот плеснули холодной воды…

Когда глаза привыкли к темноте, он различил абрис люка и поспешил вылезти. Спустя минуту он утолял жажду, приникнув к кранику котла на камбузе. А еще минут через пять сбежал по сходне на берег.

Они все больше отдалялись от жизни, привычной для большинства, погружаясь в свою особенную жизнь. Проверка аппаратуры, рев турбин, выход в море, эксплуатация на предельных нагрузках, вибрация корпуса, дрожание натянутых тросов, которыми крепились танки; и опять рев, вибрация и курс на берег, на который морское чудище выползало, ничуть не устав. Чудище могло летать над волнами денно и нощно, только керосин в емкости вливай; и люди, будто стесняясь своей усталости, немощи, бренности, устремлялись вдогонку, подхлестывая себя спиртом (да еще и дурь в него добавляли). Они не должны были отставать, по сути, превратившись в ходячие придатки механизма, который сами же создали.

Следующий выход в залив омрачился неожиданным происшествием. Рейс был ночным, хотя разгонялись не меньше, чем в дневное время. Залогом безопасности были: а) точнейшее навигационное оборудование, б) предупреждение об опасности, которое рассылалось другим плавсредствам. Гражданским судам вообще нельзя было заходить в тот район, но ведь нашим людям писаные законы — не указ.

Удара не почувствовали, просто мелькнуло что-то в луче носового прожектора, вроде как лодка. На всякий пожарный сделали разворот, вернулись обратно на малом ходу, а на воде — ошметки от «Казанки» (как выяснится позже), и какой-то придурок с окровавленной башкой среди них плавает! Тут же спустили мотобот, придурка подняли на борт, радуясь, что уцелел; да только рано радовались: двое других, удившие с ним рыбку, отправились ее кормить.

Скандал, понятно, переговоры по рации с берегом, вызов водолазов, ментовский катер, на который пересадили незадачливого (удачливого?) рыбачка, а еще ругань между Востриковым и Булыгиным, едва не перешедшая в драку. Капитан первого ранга по-прежнему был отлучен от штурвала, но в навигацию влезал, предлагая тот или иной курс. Роковой ночной маршрут тоже разработал Востриков, из-за чего сдаточный капитан обложил его матюгами.