Песни мертвого сновидца. Тератограф

И вот я наблюдаю за тем, как чванливое ничтожество в смокинге приглашает тебя сесть в кресло, обитое ослепляющей парчой, чья цветастая ткань вобрала в себя все мягкие цвета из женской косметички, а грациозные ручки текстурой напоминают хрящи. Твои высокие каблуки оставляют еле заметные точки в ковре, протыкая его прихотливые узоры воображения. И вот я наблюдаю, как хозяин вечера призывает тебя выбрать алкогольный напиток из богато обставленного бара. Он с гордостью указывает на множество бутылок, выставленных напоказ, как барочной, так и нормальной формы. Бутылки барочных форм творят более причудливые вещи со светом и тенью, чем их нормальные братья, и ты указываешь на одну из них с точностью робота. Под твоим пристальным взглядом он наполняет два бокала, и ты наблюдаешь за ним, а я наблюдаю за тобой. Потом хозяин празднества отводит тебя в другую часть зала, показывает полку с изысканно выполненными фигурками, парализованными в неестественных позах. Он кладет одну в твою руку, и ты вертишь ее перед глазами, не можешь сосредоточить взгляд, словно стараешься вспомнить о чем-то, что сможет тебя пробудить. Но это напрасно, ты способна очнуться только с моей помощью.

А теперь он отводит тебя туда, где играет тихая музыка и танцуют люди. Но в этом помещении нет окон — только высокие дымчатые зеркала, и когда ты проходишь из одного конца зала в другой, то попадаешь в западню между двумя туманными зазеркальями, близнецами, смотрящими друг на друга, создавая бесконечные ряды сомнамбул в ложной бесконечности за стенами. Потом ты танцуешь с хозяином, он не может отвести от тебя глаз, ты же устремляешь безучастный взгляд в потолок. Боже, этот потолок! По сравнению с дизайном остального зала, где изгибы переплетаются и вьются до умопомрачения, поверхность над нами потрясает простотой, это плоскость бледно-голубого цвета без единого намека на завитушки. В своей чистоте она вызывает ощущение то ли бездонного озера, то ли неба, очищенного от облаков. Ты танцуешь в вечности, моя дорогая. И танец этот долог, ибо уже другой хочет перехватить тебя у нашего радушного хозяина и стать твоим партнером. И другой. Все они хотят тебя обнять. Все они увлечены твоей бесстрастной элегантностью, твоей осанкой, позами, как у замерзшей розы. А я лишь жду, пока все прикоснутся к твоему телу, столь полному животной притягательностью.

Наблюдая, я замечаю нежданного зрителя, смотрящего на нас сверху. За широкой аркой в конце зала находится лестница, ведущая на второй этаж. И там сидит он, стараясь высмотреть всех взрослых, его одетые в пижаму ноги свисают между дорических столбиков балюстрады. Я вижу, что он предпочитает классический декор, преобладающий в остальном доме. Со сдержанной ловкостью я оставляю публику на первом этаже и наношу визит на балкон, который оставил без внимания во время представления.

Тихо прокравшись по трем пролетам лестницы, пробравшись по коридору, покрытому белым ковром, я сажусь рядом с ребенком.

— Ты видел мое представление с дамой? — спрашиваю я его.

Он качает головой, рот крепко сжат, как нераскрывшийся бутон тюльпана.

— А ты видишь даму сейчас? Ты знаешь, о ком я говорю.

Я вынимаю сверкающую хромированную ручку из внутреннего кармана пальто и указываю вниз, где вечер идет полным ходом. С такого расстояния фигуру моей блистающей сирены толком не разглядеть.

— Так ты видишь ее?

Он кивает. Тогда я шепчу:

— И что ты думаешь?

Его губы размыкаются, и он беззаботно отвечает:

— Она… она мерзкая.

Теперь я дышу свободнее. С такой высоты она действительно кажется всего лишь «мерзкой», но никогда не знаешь, что может разглядеть острый глаз ребенка. И сегодня я шокировать детей не желаю.

— Слушай меня внимательно, — говорю я ему тихим, но не снисходительным тоном, уверившись, что внимание ребенка полностью приковано к моему голосу, а взгляд сосредоточен на сверкающей ручке.

Для маленького мальчика он ведет себя идеально, так как в таком возрасте разум и взгляд вечно так и норовят отвлечься. Он соглашается, что действительно довольно сильно устал.

— Теперь возвращайся в кровать. Ты заснешь через несколько секунд, и тебе приснится замечательный сон. И ты не проснешься до самого утра, и неважно, какие звуки будут раздаваться за твоей дверью. Ты понял? — Он кивает. — Очень хорошо. За то, что ты — такой покладистый молодой человек, я собираюсь сделать тебе подарок и даю эту прекрасную ручку из чистого серебра, которую ты всегда будешь носить с собой как напоминание о том, что на свете всё — не то, чем кажется. Ты понимаешь, о чем я? — Его голова двигается вверх-вниз, а на лице — леденящее душу выражение глубокой мудрости. — Тогда прекрасно. Прежде чем ты вернешься в свою комнату, я хочу, чтобы ты сказал мне, есть ли тут запасная лестница, по которой я бы мог уйти. — Он пальцем указывает в зал и налево. — Благодарю тебя, мой мальчик. Большое спасибо. А теперь отправляйся в кровать, и сладких тебе снов.