Песни мертвого сновидца. Тератограф

Похоже, кукла все же вспотела, так как ее лоб мерцал от крохотных искр звездного света.

Ведьма отошла назад и сорвала капюшон, открыв белокурую голову. Ей хотелось знать, как я выведал то, о чем она не рассказывала ни одной живой душе. Она обвинила меня в подглядывании, во взломе ее квартиры и в непристойном любопытстве.

— Сними с меня цепи, и я все тебе расскажу, — ответил я.

— Забудь об этом, — ответила она. — Сейчас я позову охрану, и тебя отсюда вышвырнут.

— Тогда мне придется освободиться самому, — и при этих словах оковы вокруг лодыжек, запястий и шеи открылись сами по себе… а цепи спали. — Не стоит отрицать: что-то во мне показалось тебе знакомым. В конце концов, мы были предназначены друг для друга после всего того, что сделали вместе, снова, и снова, и снова. Понимаешь, я всегда знаю желания моих клиентов, если их можно так назвать. Журналисты называют их жертвами. Показывают их лица по телевизору. Я делаю из клиентов знаменитостей, пусть моя роль и остается для всех тайной. А тайна привлекает тебя, ведь так? Трепет от незнания того, что случится в следующий момент. Но я расскажу все, по порядку. Ты слишком надолго застряла в этом нелепом месте. А для людей вроде тебя такая атмосфера может оказаться смертельной. Ты всегда знала о том, что ты — особенная, не отрицай. Всегда верила, что однажды — ведь судьба ждет буквально за углом, правда? — с тобой случится нечто невероятное, что тебе предстоят возвышенные приключения, пусть сейчас не слишком ясные, но, когда придет их время, совершенно реальные. Столь же реальные, как и бархатные объятия любимого плаща с серебряной цепочкой, что стягивает его похожие на занавес крылья на твоей груди. Столь же реальные, как и высокие свечи, которые ты зажигаешь в грозовые ночи. И ты любишь эти бури, когда вереницы капель хлещут по окнам, правда же? И весь этот бедлам сводит тебя с ума. А еще ты представляешь зачаровывающие жестокости, что приносит тебе в сиянии свечей мужчина с блистающими бровями. Представляешь, как беспомощно замираешь от них.

Но сейчас ты в опасности и можешь потерять все, что любишь. Потому я здесь. Тебе нужно выбраться из этого нищенского балагана. Он для деревенщин, он ничтожен. Ты можешь гораздо лучше. Я могу унести тебя туда, где нет конца бушующим штормам и жестокому рабству. Пожалуйста, не уходи от меня. Тебе некуда идти, и я по твоим глазам вижу: ты хочешь того же, что и я. Если ты волнуешься о тяготах странствий к странным неведомым землям — не стоит! Ты уже почти добралась туда. Просто пади в мои объятия, в мое сердце, в… Вот, как легко, правда же?

И теперь она была внутри меня вместе со всеми остальными — ценный экземпляр в моей коллекции хрупких куколок с душами, склонными к бурным ночам, грозам и садистским злодеям. Как я люблю играть с ними!

После ассимиляции я вернулся по своим следам: лестницами вверх и вниз, по коридорам алой тьмы.

— Доброй ночи всем! — попрощался с девушками в вестибюле.

Уже на улице я остановился и проверил, надежно ли она заточена во мне. На ранних стадиях есть вероятность того, что новая пленница сможет расстегнуть меня изнутри, так сказать, и выломать ворота. Она действительно попыталась освободиться. Впрочем, ничего серьезного. Пьяница, мимо которого я прошел, увидел, как в его сторону из-под моей рубашки вырвалась рука, прямо на уровне груди, под идеальным прямым утлом относительно тела. Бродяга отшатнулся, потом с веселым озорством пожал руку, слепо тянущуюся сквозь прутья своей клетки, и отправился своей дорогой. А я пошел своей, как только затолкал ее внутрь невероятной тюрьмы, заключенную моего сердца и его неисчислимых покоев. Какие интересные времена нас ждут: меня, ее и остальных. Я смогу делать с ними что захочу, а хочу я многого. Но им не придется выносить мое отношение вечно. Как только ударит первый мороз в следующем году, я снова отправлюсь в путь, мне снова понадобятся тела, чтобы согреться. К тому времени старые невольницы растают, как сосульки, в промозглых кишках моего родного замка. А пока же я буду зорко высматривать тех, кто идет по этому миру, с охотой подчиняясь мраку.

Пока я шел в приятном расположении духа, шел по захудалой улице прочь от Дома Цепей, сигнал на светофоре сменился с янтарного на красный — предзнаменование для моей новой возлюбленной и меня. Теперь мы едины и во плоти, и в снах.

Заметки о том, как писать ужасы: рассказ (перевод Н. Кудрявцева)