Песни мертвого сновидца. Тератограф

— Ты знаешь меня. Зови Чародеем, если угодно.

— Ты убил мага — так же, как и остальных!

— Остальных? Как же ты умудрился пропустить такую пантомиму — свист мечей и шпаг, стук каблуков о плоть? Неужто не слышал ты — явились два адских порождения и стали угрожать благополучию празднующих! Конечно же, я причастен к созданию иллюзии, но ни капли крови на моих руках. Чудовища — ты видел все собственными глазами.

— В их участи узри же свое будущее. Даже Чародей может быть убит.

— Спору нет, но я не думаю, что приму смерть от твоей руки.

— Да как же ты посмел умертвить мага?

— Он сам себя умертвил — из лучших побуждений, уверен. И он сделал это у меня на глазах — как бы в знак протеста. Что до меня — мне, признаться, жаль, что ты так и не узнал меня. Мы ведь встречались прежде — вспомни! Но было то много лет назад, и, сдается мне, стал ты забывчив и слеп в тот миг и час, когда отгородил свои глаза этими двумя кусками мутного стекла. Мага следовало остановить единственно потому, что он убил в тебе безумца — моего безумца. Но припомни — у тебя ведь была и другая жизнь до того, как безумие вобрало тебя без остатка, разве нет? Дурень, дурень, дурачок, безрассудный Фалиоль — неужто не помнишь ты, как стал таким? Неужто не желаешь вспомнить, как был Фалиолем-денди до того дня, как мы встретились на дороге? То был я в образе предсказателя — я дал тебе амулет из оникса, что с той поры овил твою шею серебряной цепью. Трудно поверить, но именно эта безделушка превратила тебя в искусного наемника, чья роль столь пришлась тебе по вкусу. И как же все остальные стали восхищаться тобой — слабак стал мужчиной, легендой, грозой! Как же приятно было им наблюдать обратный процесс — ведь рыцарь пал низко, ведь мечник сошел с ума! Вот такую маленькую драму я вознамерился разыграть — и ты был задуман моим безумцем, Фалиоль, а не легковерным дурачком того мага. Ты должен был стать истинной потерянной душой, облаченной в черное и красное, а не жалким монахом, распевающим тихие псалмы в углу кельи. Неужели ты не понимаешь? Виндж низверг тебя — Виндж перечеркнул все то, что я нарисовал, дабы сделать твою историю трагичной и красочной. Из-за него мне пришлось изменить планы, а планов тех множество — и затрагивают они судьбы каждого. Да, этот твой маг, что дерзнул бороться за свою душу со мной, уверился в том, что может сделать то же для тебя… вини его в смерти двух невинных и в том, что тебе вот-вот предстоит испытать. Ты знаешь, на что я способен. Мы с тобой — не чужаки.

— Я верю тебе, демон. Мы знакомы — ты та самая мерзость, которую описал мне маг-мудрец, то обилие темной силы, что мы не в силах понять — в силах лишь ненавидеть.

— Бедный Фалиоль. Сколь сильно ты заблуждаешься, утверждая, что тот, кто стоит пред тобой, ненавидим. У меня мало врагов — и разве не слышишь ты голоса с улицы, не внимаешь тем рапсодиям, что они распевают? Разве же есть в них ненависть? Даже когда я распинаю и мучаю их, они оправдывают меня. И нет у них большей любви, чем я, — ведь им я даю все, что они желают, пусть даже порой это жалкие крохи. Но я никогда не зайду так далеко, чтобы они пошли против собственного блага. Живы они — жив и я. Все волшебники и герои, все короли и королевы, все святые и мученики — то лишь особые роли, уготованные им в моем действе. От верхов к низам — все они мои дети, и чрез их глаза наблюдаю я собственное величие.

— Но в упор не видишь своего убожества.

— Убожество — это ты, мой дорогой Фалиоль. А для тех, кто увлечен продолжением самих себя в вечность, нет понятия «убожество». Ты носил эти очки слишком долго — и, к моему величайшему разочарованию, многое узрел. Ты видишь меня — в то время как другие не могут; быть может, факт сей и наполняет тебя гордостью — увы, он же знаменует твой конец. Такой рок уготован лишь избранным, вроде тебя… своего рода утешительный приз.

— Ты сказал достаточно.

— Тут ты прав! Мое время бесценно. И все же — я до сих пор не сказал того, ради чего явился… не задал тот самый необходимый вопрос. И ты знаешь, что это за вопрос, не отрицай. Он мучил тебя в тех безумных снах, что я насылал. Вопрос, который ты боялся услышать, и ответа на который страшился еще более.

— Дьявол!

— Каков же лик души, чье тело — мир?

— Это не лик! Это всего лишь…