– Арзамас редко прибегает к услугам посредников в решении внутренних проблем.
– Большая дружная семья?
– Точно.
– А почему никто не спрашивает, как я стал наемником? – подал голос Сиплый.
– Дружище, я отлично помню твою историю. Ты – наркоман и безответственный тип. А меня интересуют повороты судьбы потенциально успешных людей.
– Я не наркоман. Я…
– …естествоиспытатель головного мозга, нейропилот.
– Вот именно. И не надо тут наговаривать. Будто сам без греха. Когда-нибудь я напишу книгу – энциклопедию наркотических средств, где изложу все накопленные за годы неустанной практики познания, от химического состава до субъективных ощущений в разных стадиях. А мне есть что рассказать. О, это станет величайшим трудом о путешествиях в царство Морфея. Сам Томас де Квинси еще будет греметь костями на дне могилы от зависти, когда я закончу.
– Куда? Кто? – я надеялся получить некоторые разъяснения к услышанной ахинее, но Сиплый ушел в себя, видимо занятый раздумьями о будущем шедевре. – Он уже что-то принял? – обратился я к капитану.
– Не обращай внимания. Целый год бредит про эту книгу и называет странные имена. Еще ни строчки не написал.
– Жаль. Вышло бы неплохое настольное чтиво для притонов. Слышь, Сиплый, а ты не думал наркокартелям предложить свои услуги по сочинению рекламных буклетов? Уверен, это их заинтересует. Или хотя бы подписи к плакатам, ты ведь и малюешь сносно. Например, лежит на кушетке красивая баба в прозрачном пеньюаре, откинулась, рядом столик изящный, там шприц, скляночки блестят, а под картинкой витиеватым шрифтом подпись, что-нибудь типа: «Морфий от Золотого Полумесяца сохранит вашу молодость». А для публики попроще сгодится крепкий парень с открытым лицом и косячком в зубах – «Гашиш от Каганата. Забей на проблемы».
– До чего ж ты приземленный, Кол, – вздохнул медик. – Я мыслю куда более масштабными категориями. Моя книга – это ведь не какая-то беллетристика, это симбиоз серьезной медицины и высокой литературы. Ты, между прочим, тоже мог бы внести лепту в развитие русской словесности, не будь таким косным. Например, сварганить иллюстрированный справочник «1001 способ сделать человеку больно, или Искусство делового общения». Кстати, а почему именно охотник за головами? Довольно неблагодарная профессия. Не проще ли было податься в одну из банд? А, Кол? Признайся, ты ведь не ради денег занимаешься этим. Тебе сам процесс нравится, кайф ловишь от чужих страданий – зависимость похлеще, чем у героинщика.
– Серьезно? – заинтересовался гипотезой Сиплого Балаган. – Ты садист?
– Дружище, старайся избегать слов, в значении которых не уверен.
– Ну правда, – не унимался пулеметчик, – на что это похоже? Какие ощущения?
– Хочешь знать, встает ли у меня, когда тесак пластует мясо по живому, под изумленным взором его владельца? Или когда раскаленная спица проникает в глазное яблоко и стекловидное вещество внутри закипает? Когда молоток дробит колени, и те становятся вязкой кашей, известь, шипя, разъедает выпущенный ливер, а собственные пальцы теребят оголенный нерв, заставляя привязанного к стулу бедолагу отплясывать гопака? Про это ты хочешь услышать?
Кадык Балагана совершил возвратно-поступательное движение.
– Так вот, – продолжил я, – встает у меня совсем на другое. А вышеописанные манипуляции доставляют лишь легкое удовольствие. Как, например, плотнику доставляет удовольствие хорошо подогнанный тес, а каменщику – ровная кладка.
– Да-да, – усмехнулся медик, – пой, пташечка, пой.
– А от тебя, Сиплый, мне подобные заявления вообще дико слышать. Ты ж хирург.
– И что?
– Как ты стал хирургом? Ну, вот объясни мне – какие такие обстоятельства заставили тебя взять в руки скальпель и часами копаться в человечьем ливере? Или ты с детства об этом мечтал? Зверюшек, наверное, потрошил, а потом зашивал. Да? Тебе ведь нравится твоя работа? Любишь запустить ладошки в теплое брюхо, ноги-руки попилить, в раневых канальцах поковыряться? Нет, я не виню. Слышал, есть врачи, на заднем проходе специализирующиеся. Вот те действительно ебнутые. А ты еще ничего.
– То есть вы двое – практически коллеги, – подытожил Ткач.
– В той же степени, в какой акушера можно назвать коллегой могильщика, – уточнил Сиплый.
А сучий потрох умом еще крепок, за словом в карман не полезет. Нравится он мне. Что ни говори, а нравится. И хоть лес болтовни не любит, потрепались мы изрядно. Заодно и сон отогнали. Больше суток на ногах – это тебе не хуем по печи стучать. Но ближе к вечеру наша высокоинтеллектуальная беседа вынужденно прервалась.
Доселе девственный лес все чаще стал подкидывать на нашем пути следы погибшей цивилизации: заросшие руины, превратившиеся в металлическую труху автомобили, столбы линий электропередачи, упавшие, почти неотличимые теперь от окружающего валежника. И чем дальше, тем явственнее становились эти следы.