Песни мертвых соловьев

Величая свою машину «ласточкой», Николай Евгеньевич сильно грешил против истины. На стремительную маневренную птаху она тянула только при о-очень больших допущениях. Да и при них, откровенно говоря, не тянула. Куцее несуразное чудо с латаной-перелатаной двухместной кабиной и зияющим щелями деревянным кузовом всегда напоминало мне клячу, тощую и невероятно старую, которая давно уже должна была сдохнуть, но каким-то невероятным образом все еще дышала. О-о, дыхание «ласточки» – это нечто. Черное, густое, с приступами чахоточного кашля и масляных отхаркиваний. На сотню наша хозяйка дорог жрала примерно тридцать пять литров бензина, выдавая заветные сорок километров в час максимум. Весьма экономично, если речь идет о трехосной грузовой дуре или средних размеров броневике. Но «ласточка» весила самое большее – две с половиной тонны. Основную часть трехметровой базы освоила кабина, кое-как сваренная из труб, стальных листов и реек, плюс капот; оставшуюся – бортовой кузов с нашими пожитками и четырьмя канистрами бензина под фиксирующей сетью. Передние колеса были открытыми, разнесенными в стороны от сужающегося капота. Задние – спаренные – располагались под кузовом. Свесов машина не имела, благодаря чему – нужно отдать ей должное – даже при невысокой посадке форсировала преграды вполне уверенно.

– Ты бы хоть тряпок на сидушки кинул, – посетовал я, когда «ласточка» с грохотом перемахнула очередной ухаб. – Подвеска словно у телеги.

– Ты бы мясца на жопе нарастил, – парировал Бойня.

– Мясо на жопе – это не практично.

– Не скажи. Был у меня случай – прискакал один кабан подраненный, точнее, приполз. С пулей-то в заду не особо поскачешь. Скулит, вытащи, мол. А сам килограмм под сто двадцать. Задницу нажрал – во! – Бойня отпустил руль и развел руки, демонстрируя примерный объем вышеозначенного предмета. – Еле носит. Ну, я посмотрел, пощупал…

– Бля! За дорогой следи. И не надо мне такое рассказывать.

– Я про рану, дурак. Ну вот, посмотрел, значит – дырка слепая. Думал, «масленка» поймал, не больше. А вглубь-то полез – етить твою налево – «7БМ4»! Засела в мясе. Вот тебе с твоей тощей жопой все хозяйство вынесла бы на раз. А он, можно сказать, испугом отделался. Черт! – Бойня прервал оду жирной жопе и кивком головы указал налево: – Глянь-ка.

Там, метрах в ста от дороги, лежал перевернутый набок тарантас, сверху на нем стоял человек и отчаянно размахивал руками, а вокруг, подбираясь все ближе, сновали приземистые юркие звери размером с собаку.

– Кошаки.

– Развелось тварей.

– Видать, прям на ходу в кабину махнула.

– Да, не повезло.

– Подсобил бы страдальцу, – предложил я с большим запозданием, когда пистолетные выстрелы хлопали уже далеко за спиной.

– Ага, – Бойня сделал круглые глаза. – Ты знаешь, почем нынче бензин? – и, получив отрицательный ответ, удовлетворенно хмыкнул. – Сразу видно, что не автомобилист. Сейчас кошаки позавтракают, а я на обратном пути, если бак не треснул, бензинчик-то и солью.

– Ты обратно только к вечеру будешь. За это время тут уже машин пять проедет. Один, что ли, умный такой? Да и водила тот вполне может отбиться. А уработал бы его сейчас… Хотя дело твое.

Бойня как-то странно на меня посмотрел и, ничего не ответив, вернулся к наблюдению за дорогой.

На весь путь ушло три часа. Хорошая все-таки вещь – автомобиль, даже такой, как «ласточка».

За те десять лет, что минули с моего первого визита, обитель сильно изменилась. Древоземные стены обросли снизу бетонными блоками, сторожевые башни заметно прибавили в высоту и обзавелись крупным калибром, перед воротами появились врытые в шахматном порядке сваи. Хотя особой необходимости в последних и не было. Любой подозрительный транспорт стрелками «ЗУ-23» и приспособленными под нужды обороны «2А42» уничтожался с расстояния предельной видимости.

Помня об этом, при подъезде к обители Бойня старался жать на газ как можно аккуратнее.

– Хорош бздеть, – посоветовал я, когда «ласточка» почти остановилась, не доехав полутора километров до ворот. – Они твой тарантас уже разглядели.

– Ты уверен? – Бойня нервно поерзал и кивнул на торчащий впереди полузанесенный землей остов грузовика. – Он небось тоже так думал.

Дальнейшая моя аргументация по поводу нашего транспорта, касающаяся его крайней убогости, безоружности и экстерьера, достойного лишь сострадания, также не возымела эффекта, и последний отрезок пути мы тащились со скоростью безногого калеки.

На воротах, как обычно, пришлось сдать весь арсенал. Меня всегда удивляла эта странность – Святые, так трепетно относящиеся к своим стволам, почему-то ни в грош не ставили чужие убеждения схожего характера.

Оставаясь верным себе, я в очередной раз прочитал вратарям лекцию о том, что мой нож крайне недоволен вынужденной разлукой с хозяином, а все забранные им души в один голос протестуют против такого поведения. И в очередной раз остался неуслышан.