Я к ней подбегаю, за руку хватаю,
Но она не хочет говорить,
И тогда "малина" Кольке-уркагану
Приказала Мурку погубить.
Мурка, в чем же дело? Что ты не имела?
Разве не хватало барахла?
Ну что тебя заставило спутаться с легавыми
И пойти работать в Губчека?
В темном переулке встретил Колька Мурку:
"Здравствуй, моя Мурка, и прощай,
Ты зашухарила нашу всю "малину"
И теперь маслину получай!"
Вдруг раздался выстрел, Мурка зашаталась,
И на землю рухнула она.
Больше наша Мурка шухер не поднимет,
И о том узнают в Губчека!
Черный ворон крячет, мое сердце плачет,
Мое сердце плачет и болит...
В темном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит...
* * *
"Здравствуй, мама дорогая, неужели
Не узнала ты родимого сынка?
В юности меня ты провожала,
А теперь встречаешь старика".
"Где ж ты, сокол ясный мой, скитался?
Где ж ты, сокол ясный, пропадал?
Отчего домой не возвращался?
Жив был - почему же не писал?
Может быть, ты был зарыт землею
За Печорой, быстрою рекой?
И с тех пор болит мое сердечко,
Обливаюсь жгучей я слезой..."
"Не был, мама, я зарыт землею,
А со смертью долго рядом жил.
В рудниках, на шахтах, дорогая мама,
Очень много горя пережил.
Лагерь наш, мамаша, был построен
За Печорой, быстрою рекой,
Думал о свободе, дорогая мама,
Обливаясь жгучею слезой.
Снова эти пыльные вагоны,
Снова стук колес, неравный бой,
Снова опустевшие перроны
И собак конвойных злобный вой.
Вот теперь срок отбыл и вернулся...
Видишь пред собою ты сынка.
В юности меня ты провожала,
А теперь встречаешь старика".
* * *
Я пишу тебе, голубоглазая,
Может быть, последнее письмо.
Никому о нем ты не рассказывай.
Для тебя написано оно.
Суд идет, и наш процесс кончается,
И судья выносит приговор,
Но чему-то глупо улыбается
Старый ярославский прокурор.
И защита тоже улыбается,
Даже улыбается конвой.
Слышу: приговор наш отменяется,
Заменяют мне расстрел тюрьмой.
Слышу я, что ты, голубоглазая,
С фраерами начала гулять,
Слышу я, что ты, голубоглазая,
Рестораны стала посещать.
Так гуляй, гуляй, моя хорошая!
Отсижу я свой недолгий срок...
Пой, гитара, пой, подруга верная,
Мне не нужно больше ничего.
* * *
Как-то раз в саду
Девушку одну
Завлекал он песнями и лаской,
И сказал шутя:
"Девочка моя,
Девочка с глазами дикой страсти..."
Говорит она:
"Я хочу вина
И мечтаю о красивой паре.
Чем мне пить до дна,
Лучше уж одна...
И зачем мне нужен нищий парень".
Мальчик стал ходить, по девочке грустить.
По ночам не спал, а все томился.
Чтоб с девчонкой жить,
С деньгами надо быть!
И тогда уж мальчик порешился.
Год он воровал
И наконец попал
В камеру с железною решеткой.
Письма получал,
С жадностью читал,
А писала та ему красотка.
"Все идут года,
Уж я не молода
И мечтаю о семейном счастье.
Больше никогда
Не пиши сюда
Все равно не буду отвечать я!"
Года через три
Он вышел из тюрьмы,
Вышел из тюрьмы, из заточенья.
Долго он стоял,
Думал и гадал
И пришел к такому заключенью.
Ночью в три часа
Сладко спит она
И не слышит, как беда крадется.
Приоткрывши дверь,
Он стоял как зверь
То нахмурится, то улыбнется.
Финский нож в руках.
Слышит он вдруг: "Ах!"
Нарушает тишину ночную.
Вся в крови она,
Бледна, как луна,
И запел он песенку такую:
"Завтра вот опять
Дадут лет двадцать пять
И увезут меня в края чужие.
Там пройдут года,
Вся молодость моя,
Но кого любил - в живых не будет".
Как-то раз в саду
Девушку одну
Завлекал он песнями и лаской
И сказал шутя:
"Девочка моя,
Девочка с глазами дикой страсти..."
* * *
Ты не стой, у ворот поджидая,
Не смотри на дорогу с тоской...
Я вернусь, лишь когда подметает
Ветер листья, что дворник метлой.
И пойду по знакомой дорожке,
Где кончается старый наш сад,
И, быть может, в морозном окошке
Я увижу твой ласковый взгляд.
А быть может, в суровую зиму
Я в окошко к тебе постучу,
Дверь откроешь - меня не узнаешь.
Я к губам твоим нежно прильну.
Дверь откроешь - меня не узнаешь,
Я спрошу: "Как жила без меня,
Как растила любимого сына,
Как ты мужа с неволи ждала?"
А пока, а пока - до свиданья,
Расти сына, чтобы вырос большой...
Я вернусь, лишь когда подметает
Ветер листья, что дворник метлой.
ЗДЕСЬ ПОД НЕБОМ ЧУЖИМ
Здесь под небом чужим
Я как гость нежеланный
Слышу крик журавлей,
Улетающих вдаль.
Сердце бьется сильней,
Слышу крик каравана,
И в родные края
Провожаю их я.
Вот все ближе они
И все громче рыданья,
Будто скорбную весть
Мне они принесли.
И с какого же вы
Недалекого края
Прилетели сюда
На ночлег журавли?
Холод, дождь и туман,
Непогода и слякоть,
Вид угрюмых людей
И усталой земли.
Ах, как больно в груди,
Как мне хочется плакать!
Перестаньте рыдать
Надо мной, журавли!
Пронесутся они
Мимо скорбных объятий,
Мимо древних церквей
И больших городов.
А вернутся они
Им раскроют объятья
Дорогая земля
И отчизна моя.
БЫЛО ТО В ПРИТОНЕ САН-ФРАНЦИСКО
Было то в притоне Сан-Франциско...
Там шумит огромный океан.
Там однажды утром, на рассвете,
Разыгрался сильный ураган.
Девушку там звали Маргарита,
И она красивою была.
За нее лихие капитаны
Часто выпивали до утра.
Маргариту многие любили,
Но она любила всех шутя.
За любовь ей дорого платили,
За красу дарили жемчуга.
Но однажды в тот притон явился
Статный чернобровый капитан.
Белоснежный китель и тельняшка
Плотно облегали его стан.
Сам он жил когда-то в Сан-Франциско
И имел красивую сестру.