Песни сирен

Пробираться сквозь дебри излияний психически больных людей было для Тони рутинным делом. Но тут он встретился с чем-то иным, он это понял, прочтя всего несколько абзацев. Поначалу он не мог уловить сути. Стиль изложения был грамотнее, связнее, живее, чем у большинства его пациентов. Но это не объясняло, почему его реакция настолько разнилась. Он прочел еще несколько страниц, охваченный отвращением и одновременно очарованный. В рассказе Анжелики было не больше и не меньше одержимости собой, чем в любом другом тексте, который он читал, но здесь было и какое-то страшное обаяние. Большинство убийц, чьи исповеди он читал, гораздо сильнее упивались своей кровавой ролью, меньше размышляя о том, что чувствовали их жертвы, Анжелика же оценивала и осознавала ситуацию куда адекватнее. И все-таки Тони не понимал причину своего беспокойства. Чем дальше он заходил, тем меньше ему хотелось читать, а ведь обычно все происходило ровным счетом наоборот. Он был одержим желанием проникнуть в сознание убийцы по имени Хенди Энди, и вот он читает его, как открытую книгу, а желание испарилось.

Он заставил себя продолжать, мысленно отмечая свои попадания в психологическом профиле, и в какой-то момент осознал, что сопереживает. Слова Анжелики затрагивали его так, как с ним никогда прежде не бывало, и причиной тому была ее прямота. То, чему он стал свидетелем, совпало с его переживаниями, и совпадение это было неутешительным.

Он отшвырнул бумаги в сторону, не желая больше смотреть на отражение собственной судьбы в зеркале описаний изувеченных тел, сделанных Анжеликой с маниакальной точностью. Трудность каждого психолога в том, что он в точности понимает, что с ним происходит. Тони понимал, что все еще не вышел из шокового состояния и отрицает действительность. Он не мог выбросить из головы события в подвале, но смотрел на них как бы со стороны и издалека. Наступит день, и воспоминания об ужасах той ночи вернутся — с ревом стереозвучания, на экране его внутреннего зрения. Он это знал, так что нынешнее оцепенение было благом. Его автоответчик — он это знал — заполнен предложениями написать книгу о том, как охотник превратился в убийцу. Настанет день, и ему придется рассказать эту историю. Он надеялся, что у него хватит сил сберечь ее для психиатра.

Не слишком утешала Тони и непреложная истина: тот, кто однажды вырвался из лап серийного убийцы, по статистике, вряд ли снова попадет в число жертв маньяка. Сейчас Тони мог думать лишь о часах, проведенных в жутком подвале, когда он мучительно искал, как его опыт и знания могут поучаствовать в обретении свободы.

И потом, этот поцелуй. Поцелуй шлюхи, поцелуй убийцы, поцелуй любовницы, поцелуй спасительницы — все они слились в один. Поцелуй губ, неделями соблазнявших его, губ, дававших надежду на будущее, а в конце практически выбросивших его из мира нормальных людей. Всю жизнь он залезал в сознание убийц, и вот из-за поцелуя Иуды стал одним из них.

— Ты победила, не так ли, Анжелика? — тихо сказал он. — Ты хотела меня, и ты меня получила.