Песни славянских народов

Раным-рано встал отец-игумен
И пошол он в тихому Дунаю
Зачерпнуть в реке воды студеной,
Чтоб умыться и творить молитву.
Вдруг увидел он сундук свинцовый:
В берегу волной его прибило.
Думал старец: клад ему достался,
И понес сундук с собою в келью.
Отпирает он сундук свинцовый:
Никакого не было там клада,
В сундуке лежал ребенок малый,
Семидневный, мужеское чадо.
Вынимает мальчика игумен,
Окрестил и дал ему он имя,
Нарек имя: Симеон-Найденыш;
Груди женской не дал он малютке,
А кормить его стал сам он в келье,
Сахаром кормить его да мёдом.
Ровно год исполнился ребенку,
А на взгляд как-будто и три года;
А как минуло ему три года,
Был он точно отрок семилетний,
А как семь ему годов сравнялось,
Был он с виду, как другой в двенадцать,
А когда двенадцать наступило,
Все считали, что ему уж двадцать.
Скоро понял Симеон ученье,
Загонял всех парней монастырских
И отца-игумена святого.
Раз поутру, в светлый день воскресный,
Вздумали ребяты монастырски
Всякою потешиться игрою,
Стали прыгать и метать каменья –
Всех ребят Найденыш перепрыгал,
Стали в камни – обкидал и в камни.
На него ребята обозлились
И давай смеяться Симеону:
«Симеон ты, Симеон-Найденыш!
Без отца ты на́ свет уродился,
Нет тебе ни племени, ни роду,
А нашол тебя отец-игумен
В сундуке под берегом Дуная.»
Горько-горько стало Симеону,
Он пошол к отцу-игумну в келью,
Сел, читать Евангелие начал,
Сам читает, горестно рыдает.
Так нашол его отец-игумен;
Говорит игумен Симеону:
«Что с тобою, сын ты мой любезный,
Что ты плачешь, горестно рыдаешь?
Иль тебе чего на свете мало?»
Отвечает Симеон-Найденыше:
«Господин ты мой, отец-игумен!
Мне смеются здешние ребяты,
Что не знаю племени я роду,
А что ты нашол меня в Дунае.
Ты послушай, мой отец-игумен!
Заклинаю Господом и Богом:
Дай, отец, ты мне коня лихого,
Сем я сяду, по́ свету поезжу,
Поищу я своего род-племя:
То ли я от низкого отродья,
То ли кость господского колена?»
Стало жаль его отцу-игумну:
Воскормил он Сима будто сына.
Снарядил его отец-игумен,
Дал ему он тысячу дукатов
И коня дал из своей конюшни;
Сел, поехал Симеон-Найденыш.
Девять лет по белу свету ездит,
Своего род-племени он ищет,
Да найти-то как ему род-племя,
Боль спросить о том кого не знает.
Вот десятое подходит лето,
В монастырь назад он хочет ехать
И коня поворотил лихого.
Проезжает край Будима-града;
А и вырос он об эту нору,
Вырос Сима, что твоя невеста,
И коня он выхолил на диво,
Гарцовал Будимским чистым полем,
Звонким горлом распевая песни.
Увидала Сима королева
Из окошка, из Будима-града,
Увидала и зовет служанку:
«Ты ступай, проворная служанка,
Ухвати под ним коня лихого,
Позови его во мне ты в терем:
Звать, скажи, велела королева
На честную трапезу-беседу!»
Побежала за́ город служанка
И коня под мо́лодцом схватила,
Говорит: «пожалуй, витязь, в терем!
Звать тебя велела королева
На честную трапезу-беседу.»
Симеон вернул коня лихого,
Подъезжает под высокий терем,
Отдает коня держать служанке,
Сам идет он в терем в королеве;
Как вошол он в терем, скинул шапку
Королеве низко поклонился
И сказал: «Бог помочь, королева!»
Королева Симеону рада,
За готовый стол его сажает
И вином его, и водкой просит,
Сахарных сластей ему подносит.
Расходилась кровь у Симеона,
Наливает он за чаркой чарку,
Лишь не пьёт, не кушает хозяйка,
Все-то глаз не сводит с Симеона.
А как ночь-полуночь наступила,
Симеону королева молвит:
«Милый гость, неведомый мне витязь!
Ты скидай с себя свою одёгу
И ложись опочивать со мною,
Полюби меня ты, королеву!»
Хмель играл в ту пору в Симеоне:
Снял он платье, лег. он с королевой,
В белое лицо ее цалует.
Как на завтра утро засияло,
Соскочил хмелина с Симеона,
Видит он, какой беды наделал;
Горько-горько стало Симеону,
На проворные вскочил он ноги
И пошел искать коня лихого.
Оставляет Симу королева,
Оставляет на вино и кофий,
Но не хочет Симеон остаться:
Он садится на коня и едет,
Едет он Будимским чистым полем;
Только тут на ум ему припало,
Что с собой он из Будима-града
Своего Евангелия не́ взял,
А забыл его у королевы,
На окошке, в тереме высоком.
Повернул назад коня лихого,
На дворе коня он оставляет,
Сам идет он в терем королевин;
Под окном увидел королеву:
Под окном сидит она и плачет,
А сама Евангелие держит.
Говорит ей Симеон-Найденыш:
«Дай мою ты книгу, королева!»
Королева Симеону молвит:
«Симеон ты, горький горемыка!
В час недобрый ты нашол род-племя,
В час недобрый в град Будим приехал,
Ночевал с будимской королевой,
Цаловал ее в лицо ты бело:
Цаловал ты мать свою родную!»[16]
Как услышал Симеон про это,
По лицу он пролил горьки слёзы,
Взял свою у королевы книгу,
Белую у ней цалует руку,
На коня на своего садится
И домой к отцу-игумну едет.
Увидал его отец-игумен,
Своего коня узнал дале́ко,
Вышел он на встречу к Симеону;
Симеон с коня слезает на́ земь,
До земли отцу он поклонился;
Говорит игумен Симеону:
«Где ты, сын мой, столько загостился?
Где так долго прогулял, проездил?»
Отвечает Симеон-Найденыш:
«Ты не спрашивай про это, отче!
В час недобрый я нашол род-племя,
В час недобрый был в Будиме-граде.
Тут он горе старцу исповедал.
Как узнал о том отец-игумен,
Взял за белы руки Симеона,
Отворил смердящую темницу,
Где вода стояла по колено
И в воде кишмя кишели гады,
В ту темницу Симеона запер,
А ключи в Дунай-реку забросил,
Сам с собою тихо рассуждая:
«Боли выйдут те ключи оттуда –
И грехи простятся Симеону!»
Девять лет прошло и миновало
И десятый год уж наступает;
Рыбаки в реке поймали рыбу
И ключи нашли у ней во чреве,
Их к отцу-игумену приносят:
Заключенник пал ему на мысли;
Взял ключи у рыбаков игумен,
Отворил смердящую темницу:
В ней воды как-будто не бывало
И невесть куда пропали гады.
Видит старец: там сияет солнце,
Золотой в средине стол поставлен,
За столом сидит его Найденыш
И в руках Евангелие держит.