Песни. Стихотворения

Я первый смерил жизнь обратным счетом —
Я буду беспристрастен и правдив:
Сначала кожа выстрелила потом
И задымилась, поры разрядив.

Я затаился, и затих, и замер, —

Мне показалось – я вернулся вдруг
В бездушье безвоздушных барокамер
И в замкнутые петли центрифуг.

Сейчас я стану недвижим и грузен,

И погружен в молчанье, а пока —
Меха и горны всех газетных кузен
Раздуют это дело на века.

Хлестнула память мне кнутом по нервам —

В ней каждый образ был неповторим…
Вот мой дублер, который мог быть первым,
Который смог впервые стать вторым.

Пока что на него не тратят шрифта, —

Запас заглавных букв – на одного.
Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта,
Но дальше я поднялся без него…

Вот тот, который прочертил орбиту,

При мне его в лицо не знал никто, —
Всё мыслимое было им открыто
И брошено горстями в решето…

И словно из-за дымовой завесы

Друзей явились лица, и семьи, —
Они все скоро на страницах прессы
Расскажут биографии свои.

Их всех, с кем вел я доброе соседство,

Свидетелями выведут на суд, —
Обычное мое, босое детство
Обуют и в скрижали занесут…

Чудное слово «Пуск!» – подобье вопля —

Возникло и нависло надо мной, —
Недобро, глухо заворчали сопла
И сплюнули расплавленной слюной.

И вихрем чувств пожар души задуло,

И я не смел – или забыл – дышать.
Планета напоследок притянула,
Прижала, не желая отпускать.

Она вцепилась удесятеренно, —

Глаза, казалось, вышли из орбит,
И правый глаз впервые удивленно
Взглянул на левый, веком не прикрыт.

Мне рот заткнул – не помню, крик ли, кляп ли, —

Я рос из кресла, как с корнями пень.
Вот сожрала все топливо до капли
И отвалилась первая ступень.

Там, подо мной, сирены голосили,

Не знаю – хороня или храня,
А здесь надсадно двигатели взвыли
И из объятий вырвали меня.

Приборы на земле угомонились,

Вновь чередом своим пошла весна,
Глаза мои на место возвратились,
Исчезли перегрузки, – тишина…

Эксперимент вошел в другую фазу, —

Пульс начал реже в датчики стучать.
Я в ночь влетел – минуя вечер, сразу, —
И получил команду отдыхать.

И неуютно сделалось в эфире,

Но Левитан ворвался в тесный зал
И отчеканил громко: «Первый в мире…» —
И про меня хорошее сказал.

Я шлем скафандра положил на локоть,

Изрек про самочувствие свое.

Пришла такая приторная легкость,

Что даже затошнило от нее.

Шнур микрофона словно в петлю свился.

Стучали в ребра легкие, звеня.
Я на мгновенье сердцем подавился —
Оно застряло в горле у меня.

Я отдал рапорт весело – на совесть,

Разборчиво и очень делово.
Я думал: вот она и невесомость —
Я вешу нуль, – так мало, ничего!..

Но я не ведал в этот час полета,

Шутя над невесомостью чудной,
Что от нее кровавой будет рвота
И костный кальций вымоет с мочой.

Между 1970 и 1978