Песни/Танцы

– И тут мертвое. Мертвое, похороненное, а затем в довесок еще и эксгумированное.

Мир мертвых. Мы населяем его без права на жизнь живых.

– Тогда зачем вообще ходить на выставки?

– А незачем. Просто так.

– Просто так?

– Именно. В этом мире все просто так. Никакого смысла.

Я с ним согласен. Получается, что все наши поступки бессмысленны. Эта простая мысль снова и снова посещает меня, и я снова и снова констатирую тот факт, что это единственно верная мысль. И все-таки зачем-то мы все это делаем?

– Хочешь сказать, лучше бы я дома сидел, чем тратил время на этот бессмысленный поход?

– Черт его знает. Может, и так.

– Тогда я пойду…

– Ну, пиво-то со мной допей… Пожалуйста!..

В мире тотальной бессмысленности мы больше всего боимся одиночества. Остаться один на один с этим пустым мертвым миром – это хуже смерти. Потому что в смерти ты теряешь лишь жизнь – не больше того. В пустоте же ты теряешь все – даже свою смерть.

– Хорошо. Только скажи мне, зачем ты наушники спер?

– Чисто из практических целей. Наушники-то хорошие, а используют их в каком-то второсортном аттракционе. Лучше я посредством их теперь буду музыку слушать.

– А такими сакраментальными вещами объяснял свои вполне себе меркантильные интересы…

– Это для красивого слова, не более того…

Не более того… Вот именно. Все вокруг, включая и выставку и лофт, в котором она проводилась, и – если брать шире – весь этот город, и мир – для красивого слова и не более… Это неизменный закон жизни в мире победившего постмодернизма.

– Как-то все это грустно…

– Возможно. Все слишком мелко и предсказуемо – ты это имеешь в виду?

– И это тоже. Во всем угадываются утилитарные цели и точный расчет.

– По мере своего развития объективная реальность утрачивает фантазию, теряя и способность разнообразить саму себя.

– Поэтому мне очень хочется домой…

Пиво допито, мы прощаемся. Олег идет гулять по городу дальше, я спешу к станции метрополитена. На всякий случай я предостерегаю его от дальнейшего употребления алкоголя, намекая на то, что это может привести к плачевным последствиям, хотя прекрасно знаю – и это знает и сам Олег – что такие предостережения никогда никого не удержат, а предсказуемые последствия неминуемо замаячат перед самым носом и будут маячить до тех пор, пока не воплотятся наяву.

Спускаясь на эскалаторе, я думаю о пустоте. Пустота поглощает мир. Наполняет его отсутствием смысла. Воспроизводит бессмысленные события, создает иллюзорные и, в общем-то, никчемные цели. Пустота убила искусство, пустота подменила собой реальность. И мы – лишь куклы, подвешенные на нитях собственных нервов в этой Пустоте.

Испытание Пустотой

Пустота мертворожденных идей. Пустота безыдейной обыденности. Песок на ступенях, образующий маленькие вихри под натиском ветра. Пустота внешнего мира, медленно становящаяся пустотой внутренней. Тонущий в мареве горизонт, погружающееся в море крови кровавое же солнце. Внутренняя пустота, постулирующая пустоту внешнюю.

– Ты далеко зашел…

– Да, и я не собираюсь останавливаться.

– Посмотрим.

Жрец-хранитель стоит на ступенях, загораживая собой проход внутрь Зиккурата. Не все так просто, даже самые близкие цели не даются в руки сами собой.

– Тебе предстоит испытание, если хочешь идти дальше.

– Какое?

– Испытание Пустотой.

– И в чем оно заключается?..

Ответа не будет, не жди. Пустота не порождает ответов, лишь забирает и поглощает их. Впрочем, закономерно в Пустоте ты не услышишь и вопросов. Жрец-хранитель исчезает, а вслед за ним исчезает и Зиккурат, и алая каша горизонта, и светило, и город, застывший внизу, и моя тень, и, кажется, я сам растворяюсь в пространстве, чтобы навеки стать ничем – Пустотой, растворяющей время и пространство.

В Пустоте ничего нет – кажется, это простая и понятная мысль. И, тем не менее, Пустота сложна по своей структуре. Она воплощает в себе отсутствие тел, идей, вещей и энергии. Она подразумевает отсутствие великого множества – и это множество приходится держать в голове, чтобы не сойти с ума.

В Пустоте я осознаю, что мой побег или мой поход – как разница? – напрочь лишен какого-либо смысла. Ведь бежать не от чего и идти некуда. Все мои цели и мотивации – плод моего же воображения. На самом деле ничего этого нет. Ни эпидемии, ни Зиккурата, ни загадок, ни разгадок. Есть Пустота, в которой какой-то ее наделенный сознанием кусок, ее искрящаяся частица внезапно осознала себя чем-то большим, чем просто частица и придумала структуру и задала свое место в ней. Создала антураж и привязки. Написала сценарий, и теперь действие за действием, акт за актом разыгрывает его.

И тогда тебе незачем куда-то бежать. Проникать вглубь лабиринта. Распутывать клубок. Потому что все это – лишь перверсии Пустоты. И ничего этого нет на самом деле.

– И тем не менее…

– Что?

– Если я мыслю, если я осознаю себя, значит, я уже отличим от Пустоты, значит, я могу материализоваться…

– И что?

– Будучи материальным, я могу создавать нематериальное, например, иллюзии…

– Иллюзии – это вариации Пустоты.

– Именно.