Песни/Танцы

 Я медленно встал со стула и так же медленно пошел прочь из этого мрачного помещения. Чего торопиться-то? И так уже опустили по полной.

 - Только без обид, парни, - послышалось мне вслед, - у нас тоже жизнь нелегкая.

 «У тебя-то жизнь нелегкая, комендатурская сволочь?», - только и подумал я.

 - Дверь сами откроете? Там просто защелку отодвинуть надо. Я потом закрою.

 Так я остался без половины денег.

 - Пошли, - сказал я Паше, - судмедэкспертиза установила, что мы не пьяные.

 Из комендатуры мы вышли мрачные. Только почувствовали свободу – и вот вам. Получите и распишитесь. Я вкратце пересказал Паше наш разговор.

 - Ты это, Лех, - сказал Паша, - если денег надо, я поделюсь. По моей же вине нас забрали. Моего же брата ждали…

 - Брось ты эти глупости, - я сплюнул, - какая вина? Сам виноват, что по форме решил домой ехать, надо было как ты – гражданку покупать. Покрасоваться хотелось… Ладно, в голову не бери – не обеднел же я, в конце-то концов. Обидно просто, что служишь, служишь, землю вперемешку с говном жрешь, а эта скотина себе жопу в комендатуре наедает, еще и обирает тебя потом…

 - Так везде.

 - Знаю. Потому и обидно. Пошли с этого треклятого вокзала.

 Настроение было хуже некуда. Опустили. Самым настоящим образом опустили. Тут уж не до радости, не до смеха.

 Мы вышли на привокзальную площадь и встали в самом неприметном углу – от греха подальше. Минут через десять, наконец, подъехал Пашин брат, и мы пошли в находившийся неподалеку Макдональдс. На душе по-прежнему было мерзко.

 Потом мы сидели в Макдональдсе и жевали свои гамбургеры, запивая их приторной кока-колой. Паша беседовал с братом, а я смотрел в окно. На людей и солнце, на солнце и людей. Сердце сжимала тоска. Мы думали, что мир ждет нас с распростертыми объятьями, а он ждал нас с ножом за спиной.

 Доев, я вышел покурить, оставив Пашу с братом наедине. Пусть пообщаются, не буду мешать. Встал у стеклянных дверей Макдональдса, достал сигареты.

 Мимо сновали люди. Туда-сюда. Сюда-туда. По часовой стрелке и против часовой. По горизонтали и по вертикали. Везде. Всюду. Мерзкие люди. Или мне только так казалось? Скурив сигарету до самого фильтра, я бросил окурок на асфальт. Немного отлегло.

 Вышли Паша с братом. Стали прощаться. Я пожал руку Пашиному брату, рука была теплой – значит, в ней еще бежала кровь. Этот человек был живым. Как, возможно, и все вокруг. Может, я и неправ. Хотелось бы, чтобы я был неправ. Очень.

 Проводив Пашиного брата, мы пошли на привокзальную площадь к фонтану. Сев на гранитную эспланаду, долго молчали и смотрели на фонтан. Струя воды вылетала вверх метра на два с половиной, рассыпалась брызгами и падала вниз. Забавно. Словно вся наша жизнь: взлет и падение.

 - Как ты? – спросил меня Паша.

 - Да, вроде, нормально.

 - Точно?

 - Ну, осадочек как в том анекдоте, конечно, остался, но это не смертельно.

 - Может, все-таки возьмешь денег? Я завтра уже дома буду, они мне там ни к чему.

 - Я тоже завтра дома буду. Если не забухаю, конечно, - я улыбнулся, Паша улыбнулся в ответ, - а насчет денег я тебе уже сказал: брось, я не последнее отдал, до дома доехать хватит.

 - Ну как знаешь…

 - Поехали лучше отсюда. У меня это место изжогу вызывает.

 - Куда?

 - Да хоть на ВДНХ.

 - Поехали.

 И мы поехали. Немного поплутали в паутине московской подземки, но, так или иначе, добрались до станции ВДНХ без потерь. Пока ехали в метро, настроение мое немного улучшилось. В общем-то, жизнь – забавная штука, вроде колоды карт – никогда не знаешь, какую вытянешь. Я вот вытянул свою: пусть не самую лучшую, но, пожалуй, и не самую худшую. Кто знает, что нас ждет там впереди?

 Когда поднялись наверх, день потихоньку начинал клониться к вечеру. Летние вечера длинны, но подкрадываются незаметно. Мы перешли дорогу, и пошли вдоль забора выставки достижений народного хозяйства.

 За забором взмывала в небо серебристая сигара-ракета; теснились, наползая друг на друга, футуристические павильоны, созданные в эпоху преклонения перед покорителями Космоса. Это сейчас Космос – обыденность, словно магазин на соседней улице, но каких-нибудь тридцать-сорок лет назад он был для людей чем-то далеким и возвышенным, чем-то непонятным, таинственным и даже пугающим. Не зря первый космонавт – Юрий Гагарин заслуженно был народным любимцем.

 Однако для времени нет авторитетов, и теперь даже Космос не вызывает того благоговения, которое вызывают, например, деньги. Человек приземлен. С развитием цивилизации он не только не возвышается, но, наоборот, все более пригибается к земле, как его древние прародители…

 - Сейчас пивка бы… - прервал мои мысли Паша. Я мгновенно вернулся из Космоса на землю и понял, что тоже хочу пива. Воистину человек приземлен.

 - Да, не мешало бы. Только пойдем отсюда, с глаз. Выпьем где-нибудь во дворах. Не хочется на губу загреметь на дембель-то.

 - Пойдем, конечно.