Песни/Танцы

 Силы были не равны. К тому же они были на своей территории. Надеяться на нечаянную победу мне не приходилось. Столица историческая и политическая одерживала верх над столицей культурной. Я почувствовал соленый вкус во рту – кровь… Зацепили губу.

 Впрочем, на этом все и кончилось. Вид алых капель, оросивших асфальт и мою куртку, а заодно и кулаки моих противников, заставил сработать привитый с детства рефлекс – драться до первой крови. Они своего добились: показали чужаку, кто здесь хозяин, наказали его за неосмотрительность. Большего им было не надо. Напоследок я получил удар в область печени, и они покинули место драки, распевая футбольные гимны «Спартака».

 Вновь оставшись в одиночестве, помятый и с разбитой губой, я внезапно вспомнил, что сегодня в Москве играют местный «Спартак» и питерский «Зенит». Только что состоявшееся побоище мгновенно приобрело символический смысл. Какой же я был дурак! Возможно, тогда и стоило сказать, что я из Смоленска. Или из Курска. Из Челябинска, в крайнем случае.

 Правда, теперь это уже ничего не могло изменить. Сплевывая алые сгустки на асфальт, я побрел дальше. В голове, как ни странно, после драки прояснилось. Мысли приобрели яркий и очерченный характер, их искры вспыхивали в голове свежим огнем. Мы еще повоюем!

 Выбравшись из ловушки дворов, я почти сразу же обнаружил станцию метрополитена. Рядом с ней стоял «Макдональдс», я зашел в него и умылся в туалете. Вид собственного подбитого лица в зеркале заставил меня встрепенуться и даже немного вдохновил. Я глянул на часы: до моего поезда оставалось пятнадцать минут.

 Провалы во времени-пространстве случаются, иногда даже слишком часто. Не знаю их природы, но они есть. Это какие-то энергетические дыры, в которых все вещи имеют другие свойства, нежели в привычной для нас реальности. За считанные минуты там проживаешь часы. Там же сбиваешься с намеченного курса и теряешь последний шанс. Видимо, я только что побывал именно в такой дыре.

 Что поделать – на поезд я уже никак не успевал, приходилось смириться с этим. Не спеша я выкурил сигарету и спустился в метро. Мы еще повоюем! – подумал я. Повоюем.

 Вихрь метрополитена, поток людей в котором не уменьшился даже вечером, даже в воскресенье. Темные ходы под Москвой, в ее теплой, гниющей утробе. Ее холодное дыхание, гуляющее по подземным тоннелям. Ее ухмылки, пляшущие электрическими бликами в стеклах вагонов. Отшатывающиеся при виде меня пассажиры… Хоть в чем-то я победил. Превзошел страх.

 Губа распухла, из нее по-прежнему сочилась солоноватая сукровица, я слизывал ее нервным движением языка. В принципе мне немного и досталось, потери были сносными. Учитывая численный перевес моих неприятелей, это можно было даже считать неким подобием победы. Победы духа, конечно же, никакой иной.

 Я вышел на «Комсомольской». Ни одного комсомольца или даже малейшего их подобия я не заметил. Вместо комсомольцев на станции суетились вечно спешащие пассажиры, вечно опаздывающие к своим поездам, да вяло переругивались бездомные, у которых тут было что-то вроде места для диспутов. Эти бездомные и были бывшими комсомольцами, перепрофилировавшимися вместе со страной, вставшей на рельсы капитализма. Только этим рядовым комсомольцам повезло не так, как их комсомольским вожакам, в одночасье поменявшим приоритеты и вставшим у руля новой страны, а заодно и преуспевшим в переделе некогда общенародной собственности.

 На вокзале я с трудом поменял свой билет, так как мой поезд десять минут как ушел. Это стоило мне всей наличности, что была в моем кошельке. По какой-то случайности сумма, названная кассиром в виде штрафа за обмен, оказалась равна сумме, хранящейся в нем, за исключением нескольких мелких монет. Хоть в чем-то повезло.

 С новым билетом я принялся ждать свой новый поезд, который должен был отправиться через два часа. Умудренный опытом, я дал себе зарок не покидать вокзал ни при каких обстоятельствах, дабы на сей раз уехать в Питер во что бы то ни стало.

 Время тянулось медленно, убиваемое разглядыванием вида из окна зала ожидания и частыми перекурами. Разряженный мобильный покоился в кармане, как мертвец в могиле. В таком виде он мог использоваться только как открыватель для пивных бутылок.

 Я подумал о своих друзьях: куда они пропали? Все ли у них в порядке? Хотелось бы верить, что да…

 На глаза мне попался таксофонный аппарат. Я открыл кошелек и высыпал в ладонь всю оставшуюся железную мелочь. С копейками было около пяти рублей. Согласно наклеенному на таксофон прейскуранту эта сумма была эквивалентна минуте разговора. Я закинул мелочь в аппарат.

 Набрал номер Паши, но в ответ послышались короткие гудки. Я положил трубку на место, внутри аппарата глухо заскрежетало, и из специального отверстия для сдачи посыпались пятирублевые монеты – всего пять штук.

 Вот так – закинул четыре, а получил двадцать пять. Мои шансы в этой реальности повысились до примерной ставки один к пяти. Вслед за чередой провалов следовала череда взлетов.