Читаем Песни/Танцы полностью

 Я не заметил, как ко мне на скамейку подсел какой-то мужик, потрепанного вида, с бутылкой «Охоты Крепкой» в руке. На вид ему было лет сорок. Не опустившийся алкоголик, но видно, что крепко пьющий. Он судорожно глотал из своей бутылки, и я мог уверенно предположить, что у него долгоиграющее похмелье. Одет он был в косуху и потрепанные джинсы. Наверное, какой-нибудь старый рокер, который так и не просек, что Цой умер, СССР распался, а жизнь продолжилась.

 Я достал пачку сигарет из кармана, выудил одну штуку и сунул ее в рот. Мой сосед сделал еще один глоток и повернулся ко мне:

 - Закурить не найдется?

 Я протянул ему пачку, которую еще не успел убрать в карман. Он вытащил сигарету и благодарно кивнул. Достал из кармана косухи зажигалку.

 - Здесь живешь? – спросил он.

 - Да, неподалеку.

 - И я тоже. Всю жизнь на Охте прожил.

 - Я недавно. Из другого города приехал.

 - Понятно. Меня Серега зовут.

 Я представился.

 - Давай, за знакомство, - сказал Серега, - и протянул свою бутылку. Я стукнулся своей бутылкой об его:

 - Давай.

 Мы выпили, каждый из своей тары. Я докурил и бросил окурок под ноги, вдавив его носком туфли в землю, мусорных урн в парке почему-то не было.

 - Выполз вот воздухом подышать, - продолжил Серега, - вчера поддали хорошо, до сих пор плохо.

 - Ничего, сейчас полегчает, - я показал на его бутылку.

 - Если бы… уже третью пью, а до сих пор мутит. Лучше бы водки.

 - С водки уберет сразу, чего хорошего?

 - Может, и уберет. Только все равно лучше.

 Помолчали.

 - А хочешь, я тебе стих расскажу, собственного сочинения? – прервал молчание Серега.

 - Валяй, если есть желание. – Я глотнул пива и отметил про себя, что в бутылке его осталось на самом донышке.

 Серега откинул голову, нахмурил лоб, что-то вспоминая, и затем изрек:


У Карлсона спиздили мотор,

Когда он спал, уткнувшись мордою в варенье,

Проснувшись, понял: это приговор!

И сделал с крыши шаг без капли сожаленья…


Летя над ржавчиной стокгольмских крыш,

Кричал: прости меня, Малыш!

Надеюсь, что простишь…


 Вот так. Стих мне, в общем, понравился. Довольно необычно. Возможно, Серега был не так прост, как показалось мне сначала.

 - Хороший стих, - сказал я.

 - Единственный нормальный стих, который я написал, - самокритично заключил Серега, - остальные – полное говно.

 - Понятно.

 - У тебя пиво кончилось?

 Я кивнул.

 - У меня тоже. Давай скинемся – водки возьмем.

 Я прикинул, чем это может закончиться в перспективе. Вообще пить водку не входило в мои планы. С другой стороны, выпить немного – грамм сто – может, и не помешало бы, настроение располагало. Главное – не напиться, повторения назавтра сегодняшних офисных мучений мне не хотелось.

 - Давай, только немного.

 В итоге Серега выскреб из карманов лишь железную мелочь, и водку мне пришлось покупать практически целиком на свои. Я взял пол-литра и бутылку лимонада. Сам выпью немного, остальное пусть приговаривает Серега, если захочет, - решил я.

 Мы вернулись на скамейку, на которой познакомились. Серега взял у меня бутылку и разлил водку в пластиковые стаканы, которые мы тоже предусмотрительно купили. Я разлил лимонад.

 - Давай, за все хорошее, что было и будет, - Серега поднял свой стакан.

 - Будем! – наши стаканы стукнулись боками.

 Серега тут же опрокинул содержимое стакана в глотку, при этом слегка сморщившись, и уткнулся носом в рукав – видимо, занюхать. Я выпил в два глотка и сразу запил лимонадом. Водка была так себе.

 - Ядреная, зараза, - сказал приободрившийся Серега, когда оторвал свое лицо от рукава.

 - Нормальная.

 - Да уж, бывало и одеколон пили, так что в самый раз, - Сереге сделал движение рукой, - дай закурить?

 Я протянул ему сигарету и закурил сам. Тепло от водки расползлось по пищеводу.

 - Как там твое стихотворение, самое лучшее? Не расскажешь еще? – спросил я Серегу.

 - Отчего же, - и Серега повторил свой опус про Карлсона. При повторном прослушивании стихотворение мне понравилось еще больше, чем в первый раз; в нем при всей его простоте присутствовала определенная емкость, тонкое наполнение: при желании там можно было найти множество тем, от банального пьянства с последующим самоубийством до разочарования в жизни после безрезультатных поисков ее смысла. Не знаю, какой месседж вкладывал в него сам автор, но подумать было над чем.

 - Ничего так.

 - Да говно это все, стихи там, рассказы. Я раньше пробовал писать, только потом бросил. Неинтересно. Неинтересно и не нужно. Никому. Даже самому себе.

 - Не скажи.

 - Да ладно, все это понты и для понтов – я тебе так скажу. Все эти книжки, писульки. Люди делают деньги – и это главное. Потому что деньги правят миром. Не президенты, не мудрецы и, уж тем более, не поэты. Вообще не люди. Деньги. Бумага. Вот это действительно важно, остальное – говно.

 - Как знаешь…

 - А ты чем занимаешься по жизни?

 - В смысле?

 - Ну, работаешь где?

 - Менеджером.

 - По продажам?

 - Ага, - я затянулся сигаретой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

День опричника
День опричника

Супротивных много, это верно. Как только восстала Россия из пепла серого, как только осознала себя, как только шестнадцать лет назад заложил государев батюшка Николай Платонович первый камень в фундамент Западной Стены, как только стали мы отгораживаться от чуждого извне, от бесовского изнутри — так и полезли супротивные из всех щелей, аки сколопендрие зловредное. Истинно — великая идея порождает и великое сопротивление ей. Всегда были враги у государства нашего, внешние и внутренние, но никогда так яростно не обострялась борьба с ними, как в период Возрождения Святой Руси.«День опричника» — это не праздник, как можно было бы подумать, глядя на белокаменную кремлевскую стену на обложке и стилизованный под старославянский шрифт в названии книги. День опричника — это один рабочий день государева человека Андрея Комяги — понедельник, начавшийся тяжелым похмельем. А дальше все по плану — сжечь дотла дом изменника родины, разобраться с шутами-скоморохами, слетать по делам в Оренбург и Тобольск, вернуться в Москву, отужинать с Государыней, а вечером попариться в баньке с братьями-опричниками. Следуя за главным героем, читатель выясняет, во что превратилась Россия к 2027 году, после восстановления монархии и возведения неприступной стены, отгораживающей ее от запада.

Владимир Георгиевич Сорокин , Владимир Сорокин

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза