Песни умирающей земли

На пике собрался весь Крысград, и Эвилло волей-неволей тоже отправился туда.

Торжества проходили так же, как и всегда, с каждой минутой становясь все отвратительнее. К тому часу, когда старое солнце поползло к своему логову на западе, над пиком и окрестными кустарниками уже раздавались грубые песнопения и звуки, сопровождающие рвоту.

Эвилло, дабы избежать внимания определенных неприятных ему деревенских девиц, взобрался на одинокий даобадо, раскинувший свои бронзовые сучья за скалой. Отсюда он внезапно заметил шагающую в сторону пика фигуру.

Эвилло смотрел во все глаза, размышляя, не померещился ли ему пришелец; чужаки редко забредали сюда. Но, как ни странно, хотя скудный закатный свет был уже багрян, как старое вино Танвилката, очертания прорисовывались все четче — фигура человека в плаще с капюшоном.

В ушах Эвилло громыхало — так билось его сердце.

И тут деревенский страж, обязанности которого этим вечером исполнял главный рубщик Фоуп, тоже заметил пришельца — и заорал что было мочи.

Ошеломленные бражники умолкли. Многие вскочили, пошатываясь на неверных ногах, и все до единого уставились на незнакомца в сером плаще.

— Стой! — рявкнул Фоуп, взмахнув топором. — Назови свое имя и намерения.

— А также знай, — добавил Глак, грузчик туш, — что врагов мы убиваем немедленно, а друзья, заглядывающие к нам, обычно приносят подарки.

Загадочная фигура приблизилась еще и заговорила негромко и торжественно:

— Я не враг и не друг. Но подарок преподнесу.

Глупая жадность пересилила столь же глупую браваду селян. Задние поднажали, и все столпились вокруг шагнувшего в освещенную область чужака.

Сидевший на дереве Эвилло ждал, что сейчас магия — если она есть — развеется, маска упадет и откроется истинное чудовищное лицо пришельца. Однако фигура в плаще ни во что не превратилась. Гость просто подошел к огню и присел на огромный плоский камень. Тогда-то Эвилло и почудилось, что под скрывающим лицо капюшоном сверкнули глаза отнюдь не обычного человека. Сила духа и сила мысли горели в них. На миг взгляды паренька и пришельца встретились — всего лишь на миг.

— Садитесь, — сказал незнакомец деревенским, и такая властность исходила от него, что люди повиновались. — Подарок мой скромен, но вы получите его. Знайте же, что я Канья Век, Сказитель. Тот, кто вынужден, подчиняясь безымянной, но всемогущей силе, путешествовать по Умирающей Земле и рассказывать свои истории людям, желающим слушать.

Бессмысленных пьяных криков как не бывало — точно садящееся солнце стерло все следы буйства последним взмахом пропитанной вином губки. В полной тишине расширились глаза и приоткрылись рты — селяне застыли в ожидании, как завороженные дети. И Эвилло с ними; он — в первую очередь.

Всю эту безлунную ночь, одну из многих вечно безлунных ночей, говорил Сказитель.

Истории текли непрерывным потоком, то короткие и страшные, то нежные и чарующие, и загадочные, и скабрезные, и уморительные, и приводящие в ужас. Власть Каньи Века над слушателями была такова, что ни один человек не пошевелил и пальцем, не подал и признака жизни — разве что моргал, да охал, да вздыхал, да разражался хохотом. Выпивка оставалась нетронутой, угли костра едва тлели, а люди все сидели и сидели. Что же до Эвилло, он словно бы наконец обрел истинную реальность, подлинный мир, ничуть не похожий на тесную каморку, которую занимал вот уже шестнадцать лет.

Излагая истории своих героев и героинь, Канья Век описывал и различные места, на фоне которых происходили действия. Он говорил об Асколезе, о белом полуразрушенном Каиине, о земле сапонидов, златоглазые обитатели которой жили на вершинах гор Фер-Аквила. Он описал землю Падающей Стены, и дикий Каучике, и древнюю метрополию, обреченный Олекнит, и отдаленные, замкнутые и таинственные районы Кобальтовых гор, и страшные леса Лиг Тига и Великого Эрма. Он упомянул демоническую вселенную Джелдреда, созданную как вместилище зла, и Эмбелион, иной мир, который сотворил для себя невидимый чародей Пандельюм, чтобы скрываться там, — мир, в котором вместо небес колыхались бесчисленные радуги. Он рассказал об Альмери, что на юге — родине не героя, а скорее того, кто шел наперерез всему героическому, — Кугеля, величавшего себя Хитроумным, привлекавшего к себе всеобщее внимание, длинноногого, ловкорукого, чуткопалого, благословенного дьявольской удачей — и отмеченного проклятым невезением, кои свойства вечно противоречили друг другу.

Кроме того, Кугель отличался гениальной хитростью и остроумием, но также время от времени — и абсолютной тупостью.

Наконец черный бархат ночи чуть залоснился на востоке. Красное солнце потянулось, стряхивая сон, и взглянуло на мир, который мог еще послужить, хотя возраст его давным-давно уже должен был считаться преклонным.

Завороженные крестьяне освободились от чар.

Они дружно взглянули на восток, проверяя, по обычаю тех времен, как там солнечный диск. Убедившись, что светило все еще пылает, они перевели взгляды на камень, где только что сидел Канья Век. Но Сказитель исчез.