Песни в пустоту

Промозглым ноябрьским вечером 2008-го в воронежской филармонии местные группы с претенциозными названиями играли затхлый арт-рок, Псой Короленко под свою гармоху исполнял на идише дркинскую “Кошку в окрошке”, Вова Кожекин под гитару и губную гармошку хором с залом пел “Пароходик” (состав кожекинской “Станции ‘Мир’” незадолго до того перекупили в аккомпанирующую группу к певице Татьяне Зыкиной, которая по очередной иронии судьбы удачно копировала ту самую Земфиру образца 99-го года). В прокуренном туалете люди спорили о рок-поэзии, в обшарпанном зале граждане пререкались с органами правопорядка. Неделей спустя в Москве Игорь Бычков, когда-то ездивший вместе с Дркиным по провинциальным городам, играл в дешевом ресторане спального района “Владимирский централ” по заявкам трудящихся.

После смерти Дркина ничего, разумеется, не кончилось – но ничего и не началось. Кассеты продолжали переписываться. Выходили новые, потом выходили диски, в конце концов издали вообще все, что можно было издать. Возник Фонд Вени Дркина, собравший по крупицам всю возможную информацию и все возможные песни. Возникли регулярные фестивали памяти – “Дрфесты”, воронежское мероприятие было одним из них, трудно сказать, каким по счету. Но чем дальше, тем яснее становится понятно, что все это не продолжение истории, но затянувшиеся поминки, мероприятие, в душевном плане необходимое, но, в сущности, всегда ущербное. Дркин оставил после себя много, и нет сомнений, что он мог бы совершить гораздо больше, – но после него не осталось никого, кто мог бы продолжить его дело или встать рядом.

Алес Валединский

Тогда, в 99-м, я придумал идиотскую пафосную формулу – что для меня лично Венька оправдал 90-е, как Башлачев оправдал 80-е. Мы же во всем этом варились с 92-го года: квартирники, песни, каждый куда-то лез, что-то пытался делать, все куда-то ломились, бились с собой, пытаясь из себя при помощи окружающих чего-то сотворить – все именно в этой сфере, грубо говоря, акустического рока. А потом пришел Венька.

Александр Шульгин

Он был чрезвычайно яркой личностью, которая могла бы что-то совершить. И то, что у нас осталось, – это настолько малая толика от того, что могло бы быть сделано, что даже трудно об этом рассуждать. Не думаю, что он мог бы стать массовой фигурой порядка Земфиры. У Земфиры все-таки первый альбом, с которого все началось, – это были абсолютно хиты для танцплощадок. У Вени не было такого большого массового продукта. Другой вопрос, что, наверное, он смог бы делать и то, за чем бы пошел народ.

Игорь Бычков

У меня в его судьбе не было никаких сомнений. Когда я в какой-то момент уехал в Москву без группы, я музыкантам сказал совершенно определенно: если вы хотите куда-нибудь вылезти, цепляйтесь за Дра, пока у него нет нормального состава. Все его концерты заканчивались аншлагом и продолжались потом еще дня три по общагам и квартирам. И сейчас он был бы в десятке самых популярных исполнителей, однозначно. У него для этого было все. И харизма, и незаурядный материал, и умение работать. Про то, что он все время пил, – это легенда. Он пил тогда, когда позволяла ситуация.

Владимир Кожекин

Если бы он не заболел и не помер, вообще иначе бы вся музыка здесь сложилась. Он бы был по популярности на уровне Шнура. Наверняка все это бы пошло немножко в сторону Трофима – ну или в сторону Хоронько, только с легким деревенским оттенком и малороссийским акцентом. И все бы это принималось на ура.

Ольга Барабошкина

На тот момент мне казалось, что из Вени реально можно было бы сделать такого… Ну, я не хочу говорить грубых и циничных фраз, но из него можно было бы сделать нормального артиста второго эшелона. То есть до первого эшелона он бы недотянул, потому что все-таки у него целевая аудитория со своей специфической ментальностью, то есть он, по-моему, был все-таки больше бард, чем рокер. Но тем не менее – и мы об этом с Шульгиным говорили – если оформить это грамотными аранжировками, можно было бы сделать хороший проект. У нас же есть барды, которые успешны, тот же Митяев, пожалуйста. Но я даже не знаю, с кем из нынешних Веню можно сравнить. Он же еще красавец был реальный с потрясающей фактурой, такой парень, что просто ух.

Сергей Гурьев

Когда он умер, было еще такое ощущение экзистенциального толка, что человек такого таланта – он здесь не выживает. Ну, это уже такие мистические представления, связанные с трагической судьбой страны и так далее. Если человек талантлив, но не может оказывать большого влияния на страну – такой может существовать. А вот человек, который реально мог бы в большом масштабе что-то сделать, улучшить глобально мир и Россию, – не жить ему. Не дадут ему выжить силы судьбы.

* * *