Песни ветра

Прошедшее нельзя стереть.

Предупреждали: не глядеть,

Что за спиной, но страх глубок,

Из рук, дрожащих, сполз платок,

Неосторожно оглянулась.

И всё! Увязла. Не вернулась.

Сквозь коридор пробрался страх,

Навеки запер в зеркалах.

«Ден, что сегодня? Понедельник?».

«Как Вам угодно!». «Кыш, бездельник.

Вот бестолковый!», – хоть умён:

«Но может это только сон?

Я сплю и зал свечей мне снится?!

Но где же?! Где зеркал граница?!

Сидела перед зеркалом, свечами,

И вдруг мелькнуло что-то за плечами,

И стало надо мною нависать…

Как страшно вспоминать о тех мгновениях,

Забыла обо всех предупреждениях

И обернулась, броситься бежать».

Ни окон и ни выхода, ни входа,

Лишь коридор с заката до восхода,

Огромный, длинный, со свечами, зал

Из тысячей оплавленных зеркал.

Прошедшее нельзя стереть.

Предупреждали: не глядеть,

Что за спиной, но страх глубок,

Из рук, дрожащих, сполз платок,

Неосторожно оглянулась.

И всё! Увязла. Не вернулась.

Сквозь коридор пробрался страх,

Навеки запер в зеркалах.

* * *

Сон вдруг нахлынул образами яркими

Из сновидений века, что минул.

Я снова шла под сводами и арками,

В ту комнату, где стол, стекло и стул.

В пещере пламенели блики алые,

В кровавый сумрак погружая зал,

Он шествовал, прикрыв глаза усталые,

И люд по стенам жался и дрожал.

А в комнатушке солнце заоконное,

Перегородка, с лампой за стеклом,

Признание, уже традиционное,

Как тяжко в одиночестве тугом.

Все просят, молят, каются формально,

Повсюду собираются толпой.

И ничего не сделать кардинально.

Но хоть бы краткий миг побыть собой,

Чтоб не бояться встретиться взгляд взглядом,

Или задеть нечаянно плечом,

Так хорошо сидеть спокойно рядом,

И говорить про всё и ни о чём.

Мгновения беседы иссякают,

Вновь плащ и трость, взгляд жёсткий в никуда…

Я просыпаюсь и виденья тают,

Как в час рассветный поздняя звезда.

* * *

Загадочными странными зарницами,

Мешаясь, в чёрном с яркой синевой,

Свет вспыхивал внезапно под ресницами,

Всё заливая краской золотой.

Считала вдохи-выдохи размеренно,

До десяти и вновь от одного,

Таскала коз, овец, коров и меринов…

Увы, не помогало ничего.

Как странный бред, носились мысли вольно,

Беседуя о чём-то о своём…

Как тут заснёшь?! Вдруг муж сказал: «Довольно!

Семь тридцать на часах. Пора! Подъём!».

Вот повезло! Так было уже, помнится.

Смешно! Хоть и печально всё вполне.

Меня не просто мучала бессонница,

Она ещё пол ночи снилась мне.

* * *

Дрём перелётных пролетала конница,

Роняя мысли, образы и фразы,

Пол ночи свой табун гнала бессонница,

Сметая, напрочь, воспалённый разум.

Ветра гуляли, занавеси комкая.

Фонарный свет заглядывал в окно.

К бедру цеплялась судорога колкая.

Я шла, взлетала, падала на дно…

Слова роились рифмами, поэмами,

И без следа терялись в тот же миг.

По стенам тени прорастали схемами,

В которых зарождался чей-то лик.

Я наблюдала как, над зевом пропасти,

Карабкаюсь, встаю и снова в путь…

А утром муж сказал: «Где взяться бодрости?!

Всю ночь храпела, мне не дав уснуть!».

* * *

Подхватить крупицу счастья

На открытую ладонь.

«Милый, что там?», – «Не цепляйся!».

«Вон же! Глянь! Мелькнуло вновь.

Обними меня! Мне страшно!

Слышишь, стонет и скребёт?», –

«Нет! Не слышу! Всё прекрасно!».

Всё не то… И мир не тот.

Было… было… он за нею…

Взгляд лучился и ласкал…

«Милый! Милый! Я немею!

Холод тело всё сковал!

Помоги!», – «Ты что больная?

Так к врачу иди тогда!».

На ладони, затухая,

В прах рассыпалась звезда.

Оглянулся: «Что замолкла?!»,

Замер, ужасом объят:

Лес, куда ни кинешь взгляд,

Да снега, остры, как стёкла.

Нет ни дома, ни души,

Лишь ветра гудят в тиши.

* * *

Закрыта и ещё одна страница.

Все предали и не о чём печалиться.

В песках лежит израненная львица,

А боль струится всё и не кончается.

Беспомощна, как хрупкая улитка,

Увяли мышцы, словно в осень травы,

Но хуже ран, страшней любой отравы:

У её льва другая фаворитка.

Так верила в свой прайд, скалой вздымалась,

Шла грудью на опасность, защищая…

Закат кроваво-красный, степь без края,

И воронов орда уже собралась.

* * *

Путь ему пролагала комета,

Через полночь почти до рассвета.

Но напрасно тот путник бредёт,

Ведь никто никуда не придёт.

Ночь остыла и днём тяготится.

Стёрлась времени\места граница.

Он всё шёл, набирая размах,

Словно молот тяжёл каждый шаг.

Где-то мысль зарождалась и тлела.

Бледным мячиком в тучах летела,

В лёгкой облачной дымке, луна.

Воздух вдруг загустел, как стена,

А земля расступилась, как воды,

Небо скрыли подземные своды,

Камни сыпались в прах под ногами,

Ступни ног прорастали камнями.

Он опёрся, что силы, руками,

Камень вмиг поглотил их, с плечами.

Стоном эхо стократ отразилось.

День блистал. Ничего не случилось.

* * *

Ночь раскрывает звёздные мерцания,

Чтоб Душам путь дарили до зари,

Но трассами змеятся фонари,

Рождая бесконечные блуждания.

Тенями страхов полнится простор.

Они бегут, сливаются, толпятся,

Пытаясь, сквозь фонарный коридор,

К созвездиям спасительным прорваться.

Ночь на исходе. Ранняя звезда

На небосводе ярко засветилась,

И тени потекли рекой туда,

Надеясь на спасительную милость.

Улыбками блеснув на облаках,

Рассветный луч пробился им навстречу.

И розовели яблоки в садах,

Где Евой был Адам очеловечен.

* * *

Занавеска не болтается.

Ночь безумно хороша.