Песни

А теперь лежим, кукуем,
Встать с дивана не рискуем.
Старикуем, старикуем,
Ковыряемся в носу.
Чуешь тяжесть, мой товарищ,
Наших каменных седалищ?
Я в печали, ем ночами —
И кефир сосу.

Ночной зефир струит божественный эфир.
Жизнь наша — простокваша, просто каша и кефир…

Давай покинем Эльсинор,
Давай махнём через забор,
Возьмём мотор, возьмём кагор,
Возьмём забытый фа-мажор.
Как молодые босяки,
Устроим шабаш у реки,
Пропьём портки и сюртуки,
Очки, носки и башмаки!
На кого же мы похожи
С кислой, скучной, постной рожей?
Эй, вставай, мой друг пригожий,
Растрясём подкожный жир!
Ну, давай, старик, схлестнёмся,
Надерёмся, наорёмся
И опять домой вернёмся —
Кушать свой кефир.

Пью, пью, пью, тащусь…
Пью, пью, пью, тащусь…
Пью, пью, пью, тащусь…
Пью, пью, пью, тащусь…
Пью, пью, пью, тащусь…

Коррида в Барселоне

На корриде в воскресенье
Три испанских мужика
Всё гоняли по арене
Здоровенного быка.

Пикадор, бандерильеро,
Ну, и главный — матадор —
Зарабатывали евро,
Исполняли приговор.

Бык сопел, роняя пену,
Подбираясь к палачу,
Думал: «Щас его поддену
И маненько потопчу.
Я его достану точно,
Хоть он вертится, как вошь.
Мужичонка худосочный —
Ведь соплёй перешибёшь!»

Матадор — пацан ершистый,
Заводной такой сеньор.
Дед, наверно, был франкистом,
Этот в деда — живодёр.

Бык бодал забор арены,
Бык за лошадью скакал,
Упирался рогом в стену —
Неприятностей искал.

Он ведь жил, ярма не зная,
Жизнью гордой и простой.
Да, свобода развращает…
Бык решил, что он крутой.

Ну стань в сторонке, не скандаля,
Как щенок, поджавши хвост, —
Ну тебя б забраковали
И отправили б в колхоз.

Нет же, бык, башка дурная,
Лез упорно на рожон:
«Забодаю, забодаю!»
Так и помер, как пижон.

Застывала кровь, алея
На упрямой на губе.
Борода Хемингуэя
Померещилась в толпе.

Солнце медленно садилось
Над собором вдалеке.
И торсида расходилась,
Забывая о быке.

Лишь турист, браток из Пскова,
Видно, мастер мокрых дел.
Вдруг промолвил: «Жизнь сурова…
Ну не быкуй — и будешь цел!»

Кошачий блюз

— Мяу, мяу, мяу, что за фрукт? Кого это к нам занесло?
— Я случайно, с балкона упал прямо в мусорку носом.
— А, домашний? Диванный мурчалка? Ну, здравствуй, мурло.
Ну, что ж, садись, обмяукаем общекошачьи вопросы.

Да не бойся, не съем, подвигайся поближе, братан.
— Не сочтите за грубость, у вас же, наверное, блохи.
— Ой, барин брезгуют нами! Так это тебе не диван.
Здесь холера, чума, так что блохи не так уж и плохи.

Что-то морда твоя непривычна и вид странноват.
— Так ведь я ж благородный, я — перс. — Так и знал: инородец!
Развелось инородцев. Мотай в свою Персию, гад!
Жрут тут наши харчи эти лица персидской породы.