Песня для Корби

Корби сидел без движения. Он вспомнил, когда видел того подростка. Он вспомнил это, как только увидел, как над следующим разворотом поднимается изображение темно-синей легковушки. Этот подросток был там, в ту ночь, на дороге. Это его сбил отец Корби.

— Осторожнее, — сказал Ник. Он поднял книгу с пола и снова развернул ее. Андрей пробегал перед тормозящей машиной, а первый из преследователей, отброшенный ударом бампера, падал на обочину. Его ноги были неестественно вывернуты, от коленей разлетались брызги крови.

— Мне кажется, я знаю вот этого, — договорил отец Андрея. — Это сотрудник полиции, который все время досаждал нашему следователю.

Он коснулся пальцем фигурки самого старшего из преследователей.

— Что? — спросил Ара. — Лейтенант Белкин?

Ник развернул последнюю страницу. Андрея на ней не было. На одной стороне разворота дымилась разбитая машина с капотом, забрызганным кровью. На другой — подросток, указанный отцом Андрея, склонялся над сбитым товарищем и щупал его пульс.

— Лицо действительно похоже, — признал Ник.

— Это же машина родителей Корби, — перебил его Комар.

— Покажи, — наклонилась ближе Аня.

Корби закрыл глаза. Он почти не слышал их слов. «Андрей мог умереть на четыре года раньше, — подумал он, — но вместо него умерли мои отец и мать».

Корби вспомнил, как утром, три дня назад, они спускались вниз по лестничной клетке от квартиры «Зеленых Созданий», и Андрей начал что-то говорить про судьбу, а он его перебил. «Все было бы по-другому, если бы я дал себе труд его дослушать», — подумал Корби.

— Здесь что-то еще, — сказала Алеся, — кроме картинок.

Она наклонилась и сняла последние листки со дна чемодана. Под ними, сверкая золотом и серебром, лежал DVD-диск.

Часть пятая ОГОНЬ В НЕБЕ

Я люблю тебя, друг,

Я люблю тебя, друг,

Я люблю тебя, потому что ты — это ты.

Но ты должен спасти нас, друг.

Джим Моррисон

Глава 29. Выбор

Корби сидел как оглушенный. Вокруг постепенно разгорался спор.

— Раз мы знаем одного из убийц, — говорил Ара, — надо срочно звонить в полицию.

— Во-первых, он не убийца, — возражал Ник. — Его не было в школе. Во-вторых, как мы можем звонить в полицию, если он сам работает в полиции?

Отец Андрея достал свой сотовый.

— Отнимите у него телефон, — потребовал Ара. — Он же сейчас снова прикажет кого-нибудь убить без разбора.

Ник и Алекс подошли к Токомину. Казалось, что сейчас снова начнется драка, но в этот момент из гостиной донесся усиленный динамиками домашнего кинотеатра голос Андрея.

— Привет, — сказал он. — Есть два варианта: либо я погиб, либо все настолько изменилось, что я сам достал этот диск из своего чемодана, чтобы показать его вам.

Несколько мгновений он молчал, потом добавил:

— Но это вряд ли.

Он замолчал, и в комнате тоже наступила тишина. Было слышно только какой-то фоновый звук, похожий на шум ветра. Токомин сам опустил свой мобильник обратно в карман и быстрыми шагами вышел из комнаты Андрея.

Корби, как зачарованный, поднялся с кровати и пошел за ним.

Когда он вышел в гостиную, Аня и Алеся, разбираясь с пультом, стояли перед телевизором. На экране было небо. Камера слегка дрожала в руке оператора, и вместе с ней слегка дрожали растворившиеся в беспредельной вышине легкие перистые облака.

— Я многое должен объяснить, но не знаю, как, — продолжал Андрей. — Почти никто мне не верит. А те, кто поверил, хотят меня уничтожить.

Голос стих, остался только звук ветра. Камера медленно опустилась, и стало видно землю. Шаровидные кроны ив над маленькой речушкой, яблони, цинкованные крыши дач, а за ними, до самого горизонта, темно-зеленый массив леса.

У Корби перехватило дыхание. Он вдруг понял, откуда ведется съемка. Это была крыша их школы. Это был их ручей, только показанный сверху, с высоты птичьего полета. Поворачивая камеру, оператор пошел вдоль края крыши. В кадре появился мостик, продолжение ручья, далекие поля, потом жилая многоэтажка. Камера снова поднялась вверх и показала солнце, плавящееся над верхним углом здания. Все утонуло в свете, и мгновение на экране телевизора был только белый прямоугольник.

А потом из сияния снова выплыло небо, только уже другое, и под другим небом было другое солнце. Камера нырнула вниз и показала крыши соседних домов, маленький двор, разгороженный на две части, и стену с лицами музыкантов-самоубийц.

— Почти в каждом здании, где я бывал, я находил выход на крышу, — сказал Андрей. Его голос перекрывали шум ветра и мерный гул города с его ревом двигателей, шорохом шин, гудками. Он повернул камеру, и в кадре появилось его лицо. Ветер трепал светлые волосы. В больших, странных, солнечных глазах подростка отражалось небо. Он был очень бледен, и от этого его губы казались особенно яркими.

— Мама, я надеюсь, что ты здесь, слушаешь меня, — сказал он. — У тебя было столько проблем из-за меня. Ты потеряла семью, которую берегла. Потом были все эти бесполезные врачи. А я стал хулиганом, рисовал на стенах и залезал на крыши.