Песня для тумана (СИ)

Обычная фраза, произнесённая на превосходной латыни. Но, услышав голос друида, Иоанн вдруг понял, о чём говорила старуха, мечтавшая умереть под колыбельную Барда. Ульв впустил проповедника в свой дом, а христианин впустил друида в своё сердце.

— Ты так хорошо говоришь на этом языке, — сказал Иоанн, не знавший, с чего начать. Великий Бард несказанно поразил уже одним своим видом. Проповедник ещё не встречал ни одного настоящего друида, но слышал много рассказов, в которых жрецы неизменно представали облачёнными в светлые одежды степенными старцами с окладистой бородой, убелённые сединами и везде таскающие за собой арфу.

Великий Бард был черноволос. Гладко выбритое лицо казалось хотя и болезненным, но молодым. Иоанн подумал, что сам он, пожалуй, лет на десять старше. Никаких музыкальных инструментов видно не было.

— Я бывал в Риме, — ответил друид, копаясь в кожаном мешке. — Хотел посмотреть, откуда пришли солдаты, выстроившие стену на Туманном Альбионе. И убившие тамошнего Великого Барда.

Иоанн беспокойно заёрзал. Каменная скамья вдруг показалась жёсткой. И дело было даже не в огромном ноже, который язычник извлёк из своего мешка. Сам проповедник никогда не бывал в Вечном Городе, да и не стремился. Слишком грязные слухи доходили о папе из Рима. По сравнению с бессмысленной роскошью его дворцов, Армаг выглядел землянкой отшельника. Чего и ожидать, если пап назначают блудницы — жена и дочь консула Теофилакта. Увы, прогнил папский престол. И германские народы, из которых происходил сам Иоанн, почувствовали это на собственной шкуре.

— Под тёплым солнцем и черви плодятся быстрей, — мягко заметил проповедник. — Не стоит судить деяния бога по заблудшим его чадам. Христос есть милосердие. И есть любовь. Убийства, что вершат именем его, заставляют плакать ангелов небесных.

Друид ничего не ответил, лишь усмехнулся уголками губ. Подошёл к родничку, пробивавшемуся прямо посреди пещеры, и из естественного садка достал крупную рыбину.

— Сколько кровавых жертв ты сам принёс богу, в которого веришь? — задиристо вопросил проповедник. — И другие, до тебя?

— Много, — Великий Бард точным движением вспорол брюхо рыбине и вынул кишки. Аккуратно взрезал бока, извлёк плавники. Его руки двигались плавно, неторопливо, и очень красиво, будто руки музыканта, перебирающего струны. — Больше, чем ты думаешь. И принесу ещё.

— А Христос тремя рыбинами накормил толпу голодающих, — бездумно сообщил проповедник, заворожённый не только движениями, но и тембром голоса друида.

— Настоящее божественное чудо. — Ульв развёл огонь. — Широкий бескорыстный жест… красиво. Только рыбаки, должно быть, были недовольны. Да и не только рыбаки. Ничего удивительного, что его распяли.

— Почему? — опешил проповедник. — То есть, почему распяли, я знаю, ибо сын Господа взял на себя тяжёлую участь — искупить грехи наши. Но почему ты считаешь, что люди были недовольны? Они ведь уже не были голодны!

— Подумай сам, — друид снова вернулся к рыбине и начал рисовать ножом на её боку равносторонние кресты, заключённые в круг, — рыбакам не нужна рыба — её они и сами наловить могут. Им нужен мёд и эль, их жёнам — тонкая шерсть на платья, их детям — деревянные лошадки, а торговцам нужно продавать рыбу, шерсть и деревянные лошадки, чтобы покупать китайский шёлк и персидские ковры…

— Твой ум остёр, о Бард, — с грустью произнёс Иоанн. — Так остёр, что как бы не порезаться. Но в бога верят не умом, но сердцем!

Бледная рука друида нерешительно дрогнула. На разделанную тушку действительно упала алая капелька.

— Воистину так, — Ульв облизнул пораненный палец и бросил пучок сушёных трав в каменную ступу. — Но правда и в том, друг мой, что боги сами по себе не жестоки. Такими их делают люди. Хорошо говорить о милосердии, когда зимой они едят то, что вырастили летом и заготовили осенью. Когда каменные стены и тёплые очаги хранят их жизни от зимней бури. Но какой должен быть бог у существ, которые отличаются от животных лишь тем, что слабее их, медленнее бегают, хуже видят и чувствуют запахи?

— Но ирландцы вовсе не такие! — с жаром возразил Иоанн. — Они доблестны и искусны в ремёслах! Клетчатые плащи и башмаки на кожаных подошвах славятся далеко на материке!

Бард тихо рассмеялся. А проповедник неловко замолчал, почувствовав себя вдруг забавным ребёнком, с жаром рассказывающим взрослому о найденных в горах красивых камушках.

Ульв высыпал на ладонь растёртые в труху травы, перемешал с солью, начал аккуратно втирать в бока рыбы.

— Ты любишь Ирландию, друг мой?

— Люблю, — сверкая очами, ответил Иоанн. — Это прекрасная страна. И души её жителей по большей части чисты, как её озёра и реки, хотя и бывают чрезмерно бурными и воинственными. Конечно, с жертвоприношениями должно быть покончено, но ни я, ни мои братья во Христе, не выкажем неуважения дивным древним традициям, я с замиранием сердца слушаю песни ирландцев, звуки волынок и арфы будят во мне возвышенные чувства и желание вознести благодарственную молитву к небу! Я никогда не оскорблю Душу Ирландии!