Песня для тумана (СИ)

— Моя смерть принадлежит моей королеве так же, как и моя жизнь, — глухо ответил Ульв, разглядывая бревенчатый потолок. — Она не пожелала позволить мне уйти. Поэтому, когда тело начнёт каменеть, сознание останется метаться между воспоминаниями и кошмарами.

— Как ты можешь так спокойно об этом говорить? — содрогнулась Сигрид. — Как ты можешь… любить ту, что обрекла тебя на страдание?

— Причинять боль это будет только первые несколько десятков лет. Потом я сойду с ума, и будет всё равно.

Сигрид страстно захотелось ударить мужа по лицу. Как знать, может, оплеуха выбьет из него подобные мысли?

Глава 6. Вера в Ирландии

Кошка устала висеть в одном положении и пошевелилась, вонзая когти в новое место. Тонкая ветка опасно покачнулась, кошка дёрнулась поближе к стволу, и в этот момент всё дерево сотряс мощный удар. Одноглазый волк, только что налетевший на тис всей своей тушей, задрал голову вверх и издевательски оскалился. Кошка вздыбила шерсть и зашипела. Преследователь довольно рыкнул, обошёл несколько раз вокруг ствола, поскрёб у корня, и улёгся, игриво обернув дерево хвостом.

— Оставь её, Одноглазый, — Мэб опустилась на широкий плоский камень с ленивой грацией, будто сама была кошкой. Непринуждённо разлеглась, согнула ногу в колене, отчего тускло мерцающая, будто сотканная из бликов на бегущей воде, ткань платья соскользнула, приоткрыв изящную голень. — Пусть говорит.

Волк, когда-то давно, в другой жизни звавшийся Болли, поднял голову. Медленно, напоказ, оскалил клыки. Но отошёл. Спускаться вниз кошка не торопилась. Говорить, впрочем, тоже.

— Ну что же ты? — повелительница фей с едва заметной насмешкой поглядывала на незваную гостью. — А, понимаю. Не ожидала встретить меня здесь? Странно видеть, что узница не торопиться покинуть стены тюрьмы, когда двери открыты?

Кошка, четырьмя лапами впившаяся в ствол, насколько смогла, вывернула голову, заглядывая вниз. Королева небрежно покусывала побег омелы, а вдоль дерева неторопливо ползли гибкие стебли.

— Но это ведь не только моя тюрьма, но и крепость, — продолжала Мэб, наблюдая, как судорожно заметалась кошка, взлетев на самую макушку тиса. Тонкие ветви угрожающе сгибались под её тяжестью. — Изнанка Ирландии всегда будет принадлежать мне. А мои люди никогда не станут поживой для валькирий.

Упорный росток продолжал обвивать ветку, неумолимо приближаясь к кошке. Отчаянно мяукнув, та спрыгнула на землю. Одноглазый волк косился на Мэб, страшась пропустить дозволение прыгнуть и разорвать. Его вздыбленная шерсть искрилась голубоватыми молниями, из ноздрей валил пар, а из-под лап растекался туман.

Но вместо кошки перед королевой фей теперь стояла белокурая опоясанная мечом богиня. Богиня войны и любви, двух начал, которые не разделяют суровые викинги. Поднялась и Мэб. Медленно, всё с той же ленивой грацией кошки. Не кошки — рыси. Это была уже не та крошка, что уютно устраивалась у Барда на руках, но статная женщина с суровым лицом, сияющим, как день, ростом сравнявшаяся с тисом, что дал приют Фрейе, с волосами, подёрнутыми фиолетовой закатной дымкой, и с глазами, вобравшими в себя мрак беззвёздной ночи. Той ночи, что наступает за сумерками богов.

Золотоволосая богиня остро ощутила, что находится не в Асгарде, а в ирландском сиде, где великая сидхе властвует безраздельно, но лишь упрямо тряхнула головой, как это частенько делала Сигрид.

— Я пришла не за этим.

— Зачем же ты пришла? — королева Мэб больше не довлела над поляной. Обычная женщина стояла напротив Фрейи и улыбалась. Довольно ядовито. — Говори.

***

— И не говорите, Ваше Преосвященство. — Рыжий коротышка короткими толстыми пальчиками проворно раскладывал монеты аккуратными столбиками. — Совсем распустился народ. Никакого уважения к церкви.

Рыцарь, сопровождавший священнослужителя, только насмешливо хмыкнул. Радушный толстячок, подобострастно приложившийся губами к перстню епископа, ссудить отцу церкви запрашиваемую сумму не отказал. Но и добровольным пожертвованием это было сложно назвать: взамен золота священник выдал заимодавцу расписку с личной печатью, подтверждающую, что предъявитель сего истинный христианин и подставил плечо матери-церкви, и долг клир обязуется возвратить, так что ушлый коротышка в зелёной курточке получит назад не только своё золото, но и проценты, и кров в каждом монастыре… идеальная схема для пилигрима, опасающегося зашивать полновесные монеты в пояс или пихать в сапоги.

— Тёмный народ, — пренебрежительно продолжал ирландец, набивая трубочку. И Теодор, в отличие от епископа не обделённый наблюдательностью и здравым смыслом, усомнился, что перед ним действительно местный житель. — Боятся Добрых Соседей. Это они так маленький народец называют. Будто не знают, что бесовское отродье бежит от святого духа, сбивая копыта!

Вроде бы, всё верно говорил коротышка. Епископ таял от учтивого приёма и обильного ужина, коим их угостили. Но слишком уж хитро блестели маленькие глазки из-под рыжих бровей, и рыцарь жёстко произнёс: