Песня для зебры

Закрыв за Антоном дверь, я присел на кровать. Меня охватило счастливое изнеможение. Скинув чужую одежду, я вновь очутился в горячих объятиях Ханны. Правда, не раньше, чем поднял трубку телефона, стоявшего у изголовья, и убедился в том, что он и в самом деле бутафорский.

Глава 6

В первый раз я проснулся, как от толчка, в обычный для себя ранний час и, сообразив, что на мне лишь нижнее белье, по привычке повернулся на правый бок, к спине Пенелопы. Не обнаружив таковой, решил, что жена все еще не вернулась со своих ночных бдений. Проснувшись позже, я вполне ясно осознал, что лежу в постели своего почившего в бозе белого родственника, чье суровое бородатое лицо заключено в вычурную рамку викторианской эпохи на стене над мраморным камином. Наконец, к своему удовольствию, я проснулся в третий раз, с Ханной, свернувшейся калачиком в моих объятиях, так что смог рассказать ей на ушко, вопреки предписаниям Закона о государственной тайне, что принимаю участие в секретной миссии ради торжества демократии в Конго и не позвонил ей именно по этой причине.

Лишь в это последнее пробуждение в лучах утреннего солнца я внимательно разглядел свою хорошо обставленную комнату, в которой традиции гармонично сочетались с современностью: на туалетном столике рядом со старомодной электрической пишущей машинкой лежала стопка бумаги формата А4; еще в комнате имелись комод и платяной шкаф, гладильная доска и поднос с пластмассовым электрическим чайником для утреннего чая, а также старинное кресло-качалка. В смежной со спальней ванной комнате я с радостью обнаружил полотенцесушитель, банный халат, душевую кабину, шампунь, масло для ванн, влажные салфетки для лица и прочие нужные вещи, однако все они ни в коей мере не проясняли моего местонахождения. Туалетные принадлежности от всемирно известных производителей; ни противопожарной инструкции на стене, ни формуляров для отправки грязного белья в прачечную, ни сувенирных спичек я не нашел. Не было и листочка с приветственным обращением от администратора с непонятной фамилией и неразборчивой факсимильной подписью; что уж там — в тумбочке не оказалось даже Библии Гидеонова общества хоть на каком-нибудь языке![17]

Приняв душ, я надел халат, встал у окна спальни и принялся разглядывать открывавшийся из него вид. Первое, что я увидел, была охристо-рыжая сова-сипуха, неподвижно парящая в воздухе, — лишь самые кончики перьев чуть подрагивали. Меня, конечно, обрадовало, что сова была так близко, однако на птицах ведь не бывает никаких признаков национальной принадлежности. Слева и справа высились желтовато-зеленые холмы, а впереди, прямо передо мной, виднелась вдали серебристая морская гладь, где на далеком горизонте я смог различить тень контейнеровоза, направлявшегося бог весть куда; ближе к берегу разбрелись по водному пространству небольшие рыбацкие суденышки, над которыми вились чайки, но как я ни вглядывался, распознать флаги мне не удалось. Дорог видно не было, кроме той, извилистой, которая и привела нас сюда прошлой ночью. Никаких следов нашего аэродрома — и тщетно я всматривался в даль в поисках ветроуказателя или антенны, которые выдали бы его местонахождение. По положению солнца я определил, что окно мое выходит на север, а по трепету листвы на молодых деревцах у самой воды — что ветер преимущественно западный.

Неподалеку от гостиницы возвышался поросший травой курган, на вершине которого стояла застекленная беседка в викторианском стиле, а к востоку от нее — полуразвалившаяся церквушка с погостом, где в одном углу стоял, как казалось отсюда, кельтский крест. А может, это был памятник погибшим на войне или местному вельможе.

Вновь обратив свое внимание на беседку, я с удивлением обнаружил в ней чью-то фигуру: человек этот взгромоздился на раздвижную лестницу. Секунду назад там точно никого не было — он, наверное, появился из-за колонны. На земле рядом с ним стоял черный ящик — такой же, как был у нас в самолете. Его крышка, раскрытая в мою сторону, заслоняла вид содержимого. Электрик что-то ремонтирует? Но что? И почему, интересно, в столь ранний час?

Мое любопытство возросло, когда я высмотрел чуть поодаль еще двоих, тоже за каким-то таинственным занятием: один стоял на коленях у водопроводного ввода, а второй лез вверх по телеграфному столбу, причем для этого ему явно не были нужны ни канат, ни лестница, а значит, он походя утер нос персональному тренеру Пенелопы, воображающему себя новоявленным Тарзаном. Погодите-ка… Кажется, этого парня я знаю. Он еще не долез до верха столба, а я уже понял, что это мой новый приятель из Уэльса, многоречивый Паук собственной персоной, наш снабженец и ветеран Говорильни.