—Нет, не так. — Она именно и ожидала подобного, однако все, что он о ней знал, было неправдой, так что одной ложью больше — что из того? — Я всегда сплю одетым. Уж и не помню, отчего я так стал делать, это давно началось, но теперь уже вошло в привычку. — И уже на всякий случай, если у него достанет наглости предложить ей изменить привычку, добавила: — Сомневаюсь, что я засну, если не буду полностью одетым.
—Как тебе угодно. У меня свои привычки, хотя, я бы сказал, они совсем противоположного толка.
Что это могло бы значить? Джорджина задумалась над этим, но весьма скоро получила ответ. Мужчина поднялся, по пути к кровати обогнул стол, одновременно сбрасывая халат.
О Боже, о Боже, неужели все это происходит на моих глазах. Он расхаживает по комнате голым, позволяя видеть его спереди, в полный рост.
Это действительно происходило у нее на глазах, и все ее женское естество взбунтовалось. И тем не менее она не зажмурилась, во всяком случае, не сразу. В конце концов, такое зрелище не каждый день ей доводилось видеть, да и вряд ли доводилось видеть вообще, ибо это был великолепный самец — вплоть до пальцев ног. Отрицать это она не могла, невзирая на то, что ей бы хотелось видеть более пухлые бока, заметный живот или небольшой...
Не надо краснеть, простофиля. Никто кроме тебя не слышал твоих мысленных слов, и ты даже не додумала свою мысль. Он великолепно смотрится весь целиком. Но тебя это не касается.
Глаза ее наконец плотно зажмурились, но она уже увидела слишком много для себя. Вряд ли скоро сотрется у нее из памяти его обнаженный вид. Чтоб ему в пекло провалиться, у этого человека вовсе стыда не было. Нет, это несправедливо. Считалось, что она мальчик. А что такое обнаженность, когда рядом одни мужчины? Это у нее глаза на лоб полезли, вот и все.
—Ты лампы не погасишь, Джорджи?
Она испустила стон и забеспокоилась, что он его услышал, поскольку он вздохнул и добавил:
—Ладно. Ты уже лег, и не будем испытывать судьбу, которая помогла тебе туда забраться с первой попытки.
Она заскрежетала зубами. Он все же не преминул подпустить мерзкую колкость. В этом человеке явно сидел дьявол. У нее едва не сорвалось, что она и сама может потушить лампы. Она ему докажет, что судьба не имеет никакого отношения к ее способности забираться в гамак. Однако для этого бы пришлось раскрыть глаза, а он еще не лег и не прикрыл себя одеялом. А оказаться с ним лицом к лицу, когда он раздет... У нее достанет ума избежать этого.
И все же она слегка приоткрыла глаза. Искушение было слишком велико, чтобы ему не поддаться. К тому же, рассудила она, если этот мужчина возжелал покрасоваться, ему же нужна аудитория, способная восхититься спектаклем. Ну, она-то не восхитилась. Естественно, нет. Просто проявилось ее любопытство, не говоря уже о самосохранении. Она ведь следила бы за змеей, если бы та была так близко от нее, не правда ли?
Однако каким бы занимательным она ни находила происходящее, ей хотелось, чтобы он поторопился. Она начинала вновь ощущать признаки тошноты, а ведь на сей раз он находился от нее не на таком уж близком расстоянии. О, Господи, но у него такие милые ягодицы. Что-то в комнате становится все жарче. И ноги такие длинные, а бока такие крепкие. Мужественность его кричала о себе, подавляла, пугала.
О, Господи, уж не направляется ли он в ее сторону? Именно так! Зачем? А, лампа над ванной. Будь он трижды проклят за то, что так испугал. Когда он погасил лампу, ее конец комнаты погрузился во тьму. Лишь над постелью оставался гореть свет. Она закрыла глаза, и так и оставалась лежать с закрытыми глазами. Она не станет смотреть, как он будет ложиться в эту сказочно мягкую постель. А что, если он не пользуется одеялом? Луна уже поднялась, верхняя палуба залита ее светом, и вскоре он должен сквозь стеклянную стену проникнуть в каюту. Ради спасения души, она больше не разомкнет глаз. Впрочем, это уже крайность. Разве что действительно ради спасения души.
А где он сейчас? Она не слышала, чтобы он прошел обратно к своей кровати.
—Кстати, паренек, Джорджи — это твое настоящее имя или просто тебя так домашние называли?
Он не стоит рядом со мной абсолютно голый. Нет! Я это себе воображаю, все это мне лишь кажется! Он не думал снимать халат. Мы оба давно уже спим.
—Ну что? Я тебя, парень, не слышу.
Не слышал, что? Она ни слова не произнесла. И не собиралась произносить. Пусть думает, что она заснула. А что если он дотронется до нее, чтобы разбудить, чтобы услышать ответ на свой дурацкий вопрос. Она находилась в таком напряжении, что в этом случае завопила бы благим матом, а то и еще громче. Ответь же ему, дуреха, и он отойдет!
—Это мое настоящее имя... сэр.
—Я опасался, что ты это скажешь. Но что-то не сходится. Что ж, я знавал женщин, называвших себя Джорджетта или Джорджиана или другим каким-нибудь ужасно длинным именем. Но ты же не хочешь быть уподобленным женщине, правда?
—Я никогда ни о чем подобном не задумывался, — ответила она прерывающимся голосом, напоминающим смесь рычания и писка.