Песня моряка

Никогда в жизни он еще так не страдал от жажды. Язык во рту шевелился, как сушеная селедка. Он снова порылся в мешке Грира и выудил оттуда черную ямайскую зубную пасту с ароматом рома. На вкус она могла быть хоть зеленой мятой — он все равно уже ничего не различал, зато она слегка смягчила его потрескавшиеся губы и вызвала некоторое слюноотделение.

Айк бросил якорь, чтобы катер перестало вертеть на месте. Да, несомненно, ветер начал спадать, хотя волна оставалась по-прежнему высокой. Это был тот же разрозненный рисунок ряби, как в бухте, только амплитуда здесь была гораздо больше. Ярко-синие гребешки вздымались теперь на десять-пятнадцать футов над темными провалами, однако, казалось, волны не перекатывались, а просто прыгали вверх-вниз. Ни бурунов, ни глубоководных волн видно не было. И температура тоже явно начала повышаться. Ну что ж, — приободрил себя Айк, — все не так уж плохо. Тут-то он и увидел Кальмара. Томми Тугиак Старший обнаружил тело, когда отпер кладовку, чтобы проверить, нет ли там среди призов бинго батареек для фонариков. Они тут же взлетели в цене, как только народ сообразил, что электричества больше не будет. И Томми решил, что совершенно незачем делиться этими сокровищами с лупоглазыми.

Когда он увидел на полке тело Кальмара, он сначала принял его за большую резную куклу — приз за какой-нибудь крупный турнир в бинго, настолько у него был истощенный вид. И даже когда он поджег скрученную карточку для игры в бинго, он и то не сразу понял, что перед ним. Но потом он увидел чайные пакетики — сотни пар черных и зеленых, скрученных вместе и разбросанных повсюду, — словно это были какие-то эфемерные морские существа, выброшенные приливом и погибающие сразу после восторга совокупления. Запаха не было — похоже, тело высохло точно так же, как и пакетики — и все же потрясенный Томми Старший зажал нос и, пятясь, вышел из кладовки.

— Это дельце для Младшего Тугиака и остальных Дворняг.

Старый священник был обнаружен все в той же позе, когда делегация Дворняг явилась в церковь с просьбой организовать похороны. Он лежал на спине, лицом к окну, и молился. Услышав стук в дверь, он умолк и повернулся в сторону раздававшихся голосов. Дворняги вошли в келью, и он, улыбнувшись, закивал им головой.

— Обычно, отец, этим занимается наш президент, но, видите ли, в данном случае, усопший и является президентом, — принялся объяснять Томми Тугиак Младший. И тут отца Прибылова без всяких предупреждений начало рвать густой смесью желчи и листерина. Его перенесли в ванную, чтобы он закончил свое дело в раковину, и отыскали кварту еще не скисшего молока. Потом Дворняги разогрели воду на бутановой горелке, вымыли и досуха вытерли отца, после чего переодели в чистое белье. Он поблагодарил каждого по имени, ориентируясь по звуку их голосов, и постарался ко всем прикоснуться. Дворняги решили про себя, что старик, судя по всему, окончательно тронулся. Но он категорически отказался ехать в больницу.

— Ну пожалуйста, отец, — взмолился Томми Младший. — Ради Бога, пожалуйста.

— Помоги мне добраться до моей кровати, Томас, — прокаркал священник. Горло у него саднило так же, как и глаза. — Все будет в порядке. Значит, говорите, похороны? А эта отлетевшая душа… Он был католиком?

— Он был итальянцем, — ответил Норман

Вонг.

— Понятно. Я не смогу поехать с вами в город, но если вы привезете останки сюда, я сделаю все, что от меня зависит.

— Но везти сюда тело очень далеко, отец, — заметил Томми Младший.

— Не дальше чем меня до города, Томас. К тому же я сомневаюсь, что это дряхлое тело перенесет поездку лучше, чем ваш президент. А теперь прошу меня извинить. Меня ждут неотложные дела. Прощайте.

И он снова принялся бормотать, глядя в окно, не дожидаясь, когда из узкой кельи выйдет последний посетитель.

Башня Радиста была окружена плотной толпой собравшихся, и Алиса с трудом нашла место, чтобы припарковать джип. Она встала достаточно близко, чтобы все слышать, и в то же время на достаточном расстоянии, чтобы не связываться с борцами за справедливость. Джип Грира оставался одним из немногих передвижных средств, которые продолжали заводиться. Накануне на нее насели с такой силой, требуя, чтобы она выполняла обязанности таксиста, что ей пришлось разбудить спящего щенка и продемонстрировать револьвер Айка. Все остальные владельцы автомобилей тоже так или иначе прибегали к оружию. Впрочем, как и остальные обитатели городка. Не прошло и трех дней (или уже пять?), как все ощерились и стали осторожными, как стая койотов. Впрочем, пока обходилось без перестрелок и даже драк. До этого дело еще не дошло. Коварный призрак взаимной ненависти еще принюхивался и кружил поодаль.