Песня моряка

Единственный ядовито-зеленый глаз кота был глубоко посажен на огромной, видавшей виды голове, которая покоилась на массивной шее. За ней следовали широкие плечи, еще более широкая грудная клетка и огромный зад, размером с баскетбольный мяч. Однако, несмотря на свою тучность, он выглядел ловким и подвижным. Когда Кармоди высвободил наконец свою ногу и миновал расщелину в фанере, чтобы добраться до настоящей двери в свой дом, кот пулей пролетел мимо него и свернул за угол. И когда хозяин, набрав код, наконец открыл дверь, кот встречал его уже в прихожей, и его вид свидетельствовал о том, что он готов продолжить свою обличительную речь.

— Никто так и не смог узнать, как ему это удается,— хвастливо заметил Кармоди.— Когда я перестраивал дом, я договорился с плотниками, что они сделают его абсолютно непроницаемым для медведей, енотов и опоссумов, учитывая те проблемы, которые были с ними связаны прежде. Но рабочим не удалось добиться котонепроницаемости. Входи, только оставь дверь открытой, чтобы шел свежий воздух. Черт, здесь действительно сыро, как в лягушачьем брюхе.

Кармоди двинулся вперед, зажигая по дороге свет. И Стебинс понял, что внутренняя отделка дома была такой же реставрацией былых времен, как и фальшивый фасад вигвама. Высокие потолки украшала тяжелая лепнина, окна были прикрыты двойными шторами. Стены покрывала панельная обшивка из орехового дерева, обклеенная обоями с цветочным рисунком. Старинная мебель выглядела как новенькая, словно неведомый пират перенес ее сюда из какого-нибудь зажиточного городка столетней давности. Торшеры с шелковыми абажурами склонялись к спинкам кресел в стиле чиппендейл, как услужливые дворецкие. Терпеливо тикали тяжелые дедушкины часы с позолоченным маятником в ожидании, когда можно будет пробить новый час, а барометр в медной оправе на стене показывал, что давление стабильно.

В столовой в высоком буфете за резными застекленными дверцами виднелся костяной фарфор. Оба конца обеденного стола из вишневого дерева были полностью сервированы — столовое серебро, салфетки и все прочее застыло в терпеливом ожидании. Однако густой налет жемчужной квинакской пыли свидетельствовал о недостатке едоков. Похоже, этой комнатой не пользовались в течение уже многих лет. И Стебинсу пришло в голову, что в проеме раздвижных дверей, вероятно, висит невидимая цепочка с вывеской «Экспонаты руками не трогать».

На кухне такой невидимой цепочки не было. Этим вычищенным до блеска помещением явно пользовались, и оно было битком набито всяким оборудованием. Все поверхности были усеяны подставками под кофейные чашки, в сушилке громоздилась вымытая посуда, повсюду виднелись следы подпалин. Дверца холодильника заклеена памятками, а стеклянная морозилка забита бумажными упаковками с мясом. Все пакеты были тщательно надписаны карандашом — какая именно дичь в них находилась, когда она была убита и когда заморожена. Не говоря ни слова, Кармоди принялся рыться в замороженных пакетах, пока не выбрал два. Запихав их в микроволновую печь для размораживания, он снова начал рыться, на этот раз уже в буфете. Наконец ему удалось отыскать необходимое на верхней полке кладовки за банками с маринадом и соленьями.

— Эврика! — вскричал он, осторожно спускаясь с табуретки и держа в руках двухлитровую банку с зеленоватой жидкостью, внушавшей на вид такое же отвращение, как котячий глаз.— Я знал, что могу кое-что противопоставить твоему виски.

— Выглядит забористо, капитан. И что ты собираешься с ней делать? Протереть полировку на фамильной мебели?

— Подожди, подожди,— пропыхтел Кармоди, отвинчивая проржавевшую крышку.— Сейчас я тебе покажу, что крутые режиссеры-яхтсмены не единственные набобы, имеющие доступ к экзотическим яствам и напиткам.— И он ткнул пальцем в один из пакетов с мясом.— Я — простой рыбак, но сомневаюсь, чтобы ты когда-нибудь пробовал нос американского лося. ПАПы называют его «Мясным рулетом власти». Думаю, и печень полярного медведя, зажаренную в масле мандрагоры, ты не едал — специальное соединение для наших жезлов, так, по крайней мере, мне говорила прабабушка Вонг… и готов заложиться на фунт стерлингов, что, несмотря на все свои путешествия в Голуэй, ты никогда в жизни такого не нюхал!

Кармоди торжественно снял крышку, и Стебинс склонился над изумрудной жидкостью.

— Лакрица,— диагностировал он.— Это просто Перно.

— Ха-ха! Фиг тебе лакрица! Это анис, к твоему сведению, и это не «просто Перно». Это абсент, полынная водка. Горькая звезда Полынь собственной персоной. Я еще в конце века обменял в Барроу у одной румынской шаманки сорок девять костей из медвежьих членов на целый ящик таких банок. Она утверждала, что это последние в мире запасы артемизии, а то, что ты держишь в руках,— это последнее из последних. Попробуй, глотни. Только осторожно, с должным почтением…

Стебинс нахмурился и сделал маленький глоток, и через мгновение на его лице появилось выражение блаженного облегчения.

— Черт! Вот это да! Наверное, эта румынка прожить не могла без медвежьих хуев.