Песня на два голоса

Лора ощущала, как настроение прыгает туда-сюда, словно девочка со скакалкой.

Не усложнять. Только не усложнять!

Лора знала, что может напридумывать себе что угодно. Что Майкл привел ее сюда не просто так. Что он еще испытывает к ней какие-то чувства. Что она сама в него еще влюблена. Еще любит.

Но нет. Майкл определенно говорил о чувствах в прошедшем времени. Сейчас не осталось ничего, кроме прощения, и хрупкой дружбы, и страсти, — вот и все, хватит. Лора намеревалась насладиться этими остатками, а потом будь что будет. Концерт через неделю. Этой недели хватит сполна, чтобы окончательно расстаться с иллюзиями.

И постараться не наплодить новых.

— А помнишь, как мы были в Мадриде? — спросил Майкл, прерывая размышления Лоры.

Она взглянула на него удивленно.

— Почему ты вдруг вспомнил про Мадрид?

— Не знаю. — Он пожал плечами. — Я в последнее время много вспоминаю всякого. Помнишь, как мы ходили в музей?

Лора прыснула.

Тогда они оказались в Мадриде на три дня и обрели свободу — продюсеры не беспокоили, предоставив подопечным крохотный отпуск. На фоне непрерывной работы это смотрелось как невиданная роскошь.

— А давай будем как настоящие туристы! — предложил тогда Майкл.

— Это как?

— Фотографироваться на фоне достопримечательностей, экономить деньги и ходить по музеям!

— Экзотика! — согласилась Лора. — Давай.

На том и порешили. Ранним январским утром десант в виде двух американских туристов высадился в Мадриде. Как и положено туристам, перекусили в фастфуде, проштудировали купленный путеводитель и отправились в расположенный неподалеку и открытый в понедельник Музей королевы Софии — созерцать искусство.

Настроение у Лоры и Майкла было в тот день самое что ни на есть легкомысленное. Лора нежно поминала фламандцев, которых язык чесался покритиковать. За что именно — она еще не знала, но ужасно хотелось уставиться на какого-нибудь Брейгеля и придраться к стульчику или окошку. Удовольствие получить таким незамысловатым образом.

Складировав вещи в камере хранения, Лора и Майкл отправились изучать музей.

В первом павильоне первой секции шел ремонт. Светились какие-то открытые панели, валялись на полу провода, стояли неведомые приборы.

Майкл и Лора осторожно обошли все это и направились к картинам и инсталляциям.

Самым главным и самым трудным было — не смеяться. Музейные тетушки смотрели сурово, а на Лору и Майкла напала невиданная смешливость, и они тихо прыскали в кулак. Современное искусство в тот момент явно лежало вне области их понимания. Особенно запомнилась картина под названием «Черная кривая», представлявшая собой, как ни удивительно, черную кривую на белом фоне; висели какие-то коллажи из фотографий, стояли непонятно изогнутые палки — словом, все как надо. Двадцатый век подарил миру просто прорву авторов, самовыразившихся подобным образом.

Побродив между «скульптурами» и прочими шедеврами, подискутировав о том, что следующий совместный концерт нужно оформлять вот так же, Лора и Майкл решили покинуть гостеприимную секцию номер один и отправились на выход. Мимо ремонта Лора прошла не глядя, а Майкл приостановился.

— Эй, постой, — сказал он.

— Да? — обернулась Лора, пребывая во власти мыслей о том, что, может быть, здесь все-таки сыщутся пейзажики с пастушками.

— Это не просто провода, — таинственно пониженным голосом сообщил ей Майкл. — Это искусство!

— Быть не может! — недоверчиво сказала Лора и отправилась убедиться.

И верно. По проводам струилась водичка, непонятные приборы оказались насосами, эту водичку качающими, панельки мигали не просто так, а с глубоким смыслом, и называлось все это как-то пафосно — рядом висела табличка.

— Ну ничего себе, — пристыженно пробормотали посрамленные величием современного искусства туристы и поспешно ушли, немного смущенные.

13

— Почему ты это вспомнил? — спросила Лора.

— Не знаю. Странное утро. — Майкл зачем-то покосился на окно, как будто там имелся ответ. — Мы словно между двумя мирами.

— У нас еще несколько минут, чтобы вернуться в привычный мир.

— Да. Всего несколько минут…

Лора пожала плечами.

— Я не хочу никакой философии сегодня утром.

— Тогда и не будем философствовать. Просто мне вспомнилось, как хорошо нам бывало вместе.

— Я тоже это помню. Это что-то особое значит, Майкл?

— Разве нет?

— Это воспоминания. — Лора опасалась, что сейчас разговор все-таки свернет к дальнейшим отношениям. К счастью, Майкл, по-видимому, почувствовал ее беспокойство и встал.

— Да, воспоминания. Хотя и весьма приятные. Я об этом не жалею, особенно о современном искусстве.

— Пойдем, сотворим немного понятного нам искусства, — улыбнулась Лора.

Туфли пришлось надеть вчерашние — достаточно удобные, к счастью. В лифте Лора и Майкл держались за руки. Они решили, что не станут вести себя специально отчужденно. Зачем? В игре на публику нет никакого смысла в этом случае.

Двери лифта раздвинулись, и их ослепила череда вспышек. Лора опешила, отступила назад. Со всех сторон маячили лица, тянулись микрофоны.

— Мисс Бёркли, мистер Фонтейн, так вы снова вместе?

— Парочку слов!

— Мы можем договориться об интервью?

— Вы поженитесь?