Песня на двоих

К чести Диего следовало отметить, что он переносил неприятности более достойно, чем его счастливый соперник. Вместо того чтобы затосковать и впасть в уныние, он, напротив, ожил и наполнился энергией. Стал деятельным, общительным, постоянно был чем-то занят, куда-то спешил, даже в глазах появилась некая лихорадочная сумасшедшинка. Наблюдая исподтишка за преображенным Кантором, Ольга стала замечать, что он частенько задумывается о чем-то нездешнем, вдохновенно пялясь в пространство отсутствующим взором блаженного. В такие минуты Диего подозрительно походил на влюбленного, но Ольга точно знала, что никакой любовью тут и не пахнет. После Зинь непутевый мистралиец сменил еще две пары «хороших рук», но, как и в предыдущих случаях, ничего серьезного из его похождений не вышло. Разве что смеху на весь театр и обсуждений на неделю, когда Кантора застукали с уборщицей в одной из пустующих, еще не отремонтированных гримерных.

Такое легкомыслие и непостоянство должно было послужить поводом для огорчения, но Ольга каждый раз ловила себя на недостойном и низком удовлетворении. Она сердилась на себя за мелкое собственничество, поминала пресловутую собаку на сене, но почему-то на сердце делалось спокойнее, когда Диего в очередной раз становился свободным.

Со стороны он производил впечатление увлеченного и довольного жизнью человека. Возможно, Ольга тоже поверила бы в это, если бы не знала, как глубоко он умеет прятать боль. Если бы он не начал опять курить. Если бы не пропадал по нечетным числам.

Артуро, напротив, страдал так откровенно, что заметить это мог бы и слепой, по одним только вздохам. Промучившись с неделю попытками сложить новую песню, он окончательно убедился в творческом бессилии и задумался наконец о покупке репертуара. Каждая из упомянутых попыток сопровождалась сеансами устного самобичевания и жалобами на несправедливость мироустройства. Помимо творческого кризиса упоминалось, как ему стыдно сидеть на шее у любимой женщины, а временами речь заходила и о том, как он боится за свою жизнь. Почему-то маэстро Артуро так и не успокоило известие об окончательном разрыве Ольги с бывшим возлюбленным. Он с какой-то радости вбил себе в голову, будто Диего втайне мечтает его убить и только ждет подходящего повода.

Временами его стенания раздражали, и Ольга довольно резко эти глупости пресекала. Но едва у нее возникала мысль о том, чтобы расстаться с несчастным нытиком, как вмешивалась недремлющая совесть. И опять Ольга сердилась на себя за мелочные и гаденькие мыслишки, представляла себе, как низко и недостойно было бы выгнать на улицу любимого мужчину в трудный момент, когда ему больше всего нужна ее поддержка. Долгие утешения переходили в нежные объятия и заверения в обоюдной любви. Заканчивалось все это либо постелью, либо маленьким концертом для одного зрителя. Артуро доставал гитару и пел свои старые песни, а Ольга слушала и в который раз убеждалась, что талант не отнимешь и если он есть, то рано или поздно все обязательно получится.

Единственное, что хоть немного облегчало ее разорванное напополам существование, — за прошедшие две недели Диего и Артуро ни разу не встретились и даже не упоминали друг о друге. Диего сам не желал заводить разговор о сопернике. Артуро Ольге удалось-таки приструнить заявлением, что она не желает больше слышать «об этом обманщике» и кто первым его помянет, тот моет посуду. Правда, у метода имелся свой недостаток — при обоюдном соблюдении правила мыть посуду приходилось самой Ольге. Однако это все же казалось ей невысокой ценой за относительное спокойствие.